sugar and spice and everything nice
Мортон путешествует по Апулии, и она ему все время напоминает Англию - не зря, причем, напоминает. В Апулии тоже селились норманны, примерно в то же время, когда они отправились завоевывать Англию, так что в архитектуре общее есть.
"Главными персонажами времен завоевания стали члены семьи, о которой я уже упоминал, — Отвили. Отец, Танкред де Отвиль, был скромным рыцарем. ... У Отвиля от двух браков имелось двенадцать сыновей и несколько дочерей. ... От второго брака у Танкреда родилось семеро сыновей: Роберт (известен как Гвискар, или Хитроумный), Може, Гийом, Обри, Танкред, Умберт и самый младший, ставший по воле судьбы самым известным, — Роджер. Маленький замок, в котором выросло это шумное семейство, вскоре стал слишком тесным для них, и, по словам хрониста Одерика Виталия, который жил при последних Отвилях, отец передал поместье своему четвертому сыну, Джеффри, а остальным сказал, что «с помощью храбрости и талантов они должны заработать себе на жизнь за пределами родной земли».
Живи Отвили в 1066 году, вместо 1036-го, то, без сомнения, их храбрость и таланты с успехом были бы приложены в завоевании Англии, однако в 1036 году Вильгельму Завоевателю было лишь девять лет. Амбициозные молодые норманны грезили о поиске своей фортуны в Испании, в сражениях с маврами или в более тяжелых сражениях на юге Италии. Норманны прославились в Италии как смелые воины, и в течение десяти лет город Аверса являлся норманнским городом. Туда устремлялись норманнские наемники, и потому трое старших Отвилей в 1036 году отправились в Аверсу в поисках счастья."
"Когда старший сын от второго брака, Роберт, позднее прозванный Гвискаром — самый свире¬пый из семейства, — явился в Италию, Гийом только что умер, и делами заправлял Дрого. Он не только отказал в помощи своему юному сводному брату, но и послал его в малярийный район Калабрии охранять горные проходы. Роберту это не понравилось. Разве для этого он явился в Италию? У него совсем не было денег, а брат отказался ему помочь. Поэтому он сделал то, что сделал бы на его месте в то время любой нормандец: захватил в горах крепость и стал феодалом-разбойником. Из своего замка в Сан-Марко-Арджентано он командовал бандой головорезов, сжигал фермы, монастыри и церкви, уничтожал посевы, угонял скот и сделался проклятием этих мест. Его хитрость заключалась в том, что он начинал жечь зерно, виноградники, дом, церковь или монастырь, но тотчас гасил огонь, когда ему приносили золото. ... Странно поэтому, что Роберт ничуть не разбогател и даже похудел. Во время посещения Апулии, возможно, пытаясь вытянуть из Дрого деньги, он встретил земляка по имени Жирар, который — как пишет хроникер — первый назвал его Гвискаром. «Эй, Гвискар, — сказал Жирар, — что ты мыкаешься? Послушай меня, женись на моей тетке, сестре моего отца, а я стану твоим рыцарем и пойду с тобой покорять Калабрию. Я приведу тебе двести всадников». Роберт послушал его совета и женился на тете. Звали ее Альберада, и она прославилась тем, что произвела на свет великого крестоносца, Боэмунда Антиохского. Должно быть, замуж она вышла совсем юной, потому что, согласно документам, после родов она жила еще семьдесят лет."
"Через четыре года Хамфри на смертном одре назначил Роберта Гвискара, брата от второго брака отца, своим наследником и опекуном младшего сына. Сын этот исчез из истории, хотя неизвестно, имел ли дядя отношение к его исчезновению. Гвискару открылась дорога к славе и богатству. Он был уже не главарем головорезов, а вождем норманнов, защитником папства. Вскоре он сделался герцогом Апулии и Калабрии и стал самой большой силой на юге Италии. Решив, что заслуживает более благородной и эффектной герцогини, нежели Альберада, он обнаружил фатальный недостаток в их союзе, распространенную уловку во времена Средневековья при совершении развода — кровные узы. Гвискар расстался с ней, преподнеся на прощание богатые дары.
Альберада забрала с собой их единственного сына, Боэмунда, в то время маленького мальчика. Роберт женился на Сигельгаите, сестре ломбардского князя Салерно. Если он хотел иметь эффектную супругу, то не мог сделать лучшего выбора. Как и многие женщины того времени, она любила носить мужское платье, у нее даже имелось воинское облачение, изготовленное по ее фигуре. Анна Комнина, очевидно, цитировала кого-то, кто видел Сигельгаиту (в ее изложении — Гаиту), когда писала, что вид ее внушал страх. В воображении невольно возникает облик оперной Брунгильды, но Сигельгаита была намного опаснее. Она выросла в Салерно, славившемся своей медицинской школой. Говорят, она была большой любительницей отравлений, но кто знает, было ли это правдой. В те времена любую неожиданную смерть приписывали отравлению. Одерик Виталий слушал, должно быть, рассказы странствующих монахов и священников об эскападах знати с юга Италии и припас историю о последней жене герцога. Говорили, будто она пылала ненавистью к Боэмунду и напоила его зельем собственного приготовления. Когда он был на пороге смерти, его отец, Гвискар, поняв, что случилось, взял в руки Библию и меч. «Послушай меня, Сигельгаита, — сказал он, — клянусь святым Евангелием, что, если мой сын Боэмунд умрет, я воткну этот меч в твою грудь». Сигельгаита, если верить рассказу, пошла в свою лабораторию, и Боэмунд стал поправляться, хотя, как отмечал Виталий, до конца своей жизни был очень бледным.
Какие бы слухи ни ходили в народе, Роберт Гвискар и Сигельгаита оказались прекрасной парой. С первого дня их брака и в последующие двадцать семь лет, до кончины Роберта, они редко расставались. Согласно документам, Сигельгаита сопровождала своего супруга во все горячие точки доминиона. Она скакала подле мужа, с копьем в руке, и ухаживала за ним на смертном одре."
Роберт Гвискар и его брат Роджер
"... в страну стали приез¬жать другие Отвили, а среди них тот, кому было назначено судьбой оставить в тени даже Гвискара. Это был младший сын от второго брака их отца — Роджер. Тогда ему было около двадцати шести лет, а его знаменитому брату — сорок два. Между ними завязались точно такие же отношения, как между Робертом Гвискаром и Дрого. Старший брат делал все, чтобы помешать младшему. Они часто ссорились на публике. Однажды Роджер метнул меч в
Гвискара, а тот погрозил ему темницей. Они осаждали друг друга в городах и замках, но, когда приходила настоящая опасность, объединялись. Таким было начало великого партнерства.
В лице Роджера мы впервые встречаем симпатичного Отвиля, веселого, взбалмошного молодого человека, которому нравилось дразнить своего властного и, возможно, надутого старшего брата. Он не однажды заставил герцога помотаться по горам Калабрии. И как же приятно, что после долгого рассказа о кровавых событиях, мучениях и сражениях мы наконец наталкиваемся на очаровательную любовную историю. Похоже, что, прежде чем уехать из Нормандии, Роджер влюбился в молодую женщину по имени Юдит. Она была близкой родственницей Завоевателя и не могла считаться ровней бедному юному Отвилю. Юдит приехала в Италию со своим опекуном, который, очевидно, спасался от гнева Завоевателя. Роджер немедленно на ней женился и увез в свой замок, в Милето, на северо-западном побережье Калабрии. Виталий злорадно описывает это событие. Он сообщает, что Юдит (Юдифь) была монахиней в монастыре Святого Абрульфа. Она ус¬тала от монотонной спокойной жизни, нарушила обет и уехала в Италию, где вышла замуж за Роджера Отвиля, который понятия не имел о ее прошлом. Виталий также делает чудовищное предположение, что Юдифь осталась бесплодной из-за того, что вызвала неудовольствие божественного супруга.
Роджер и Юдит были счастливы; по крайней мере, известно, что она рыдала, когда он оставил ее в Милето и отправился в одно из своих сицилийских приключений. В последующем он брал жену с собой. Они перебрались через Мессинский пролив и захватили самый высокий город Сицилии — Троину. Здесь они несколько зимних месяцев выдерживали осаду, и Роджер, вспоминая впоследствии об этих событиях, сказал, что у него и у Юдит был только один плащ, который они, стараясь согреться, носили по очереди. Как и полагается хорошей норманнской жене, Юдит исполняла обязанности караульного и обходила сторожевые посты на крепостных стенах. Они питались кониной и всем тем, что могли украсть во время ночных вылазок."
"...за какие-то сто шестьдесят лет Отвили, приехавшие в Италию нищими авантюристами, покорили южную половину полуострова. Кровь норманнов потекла в жилах великих Гогенштауфенов. В истории Средневековья это — самая успешная карьера одной семьи."
Подробно, как я понимаю, про все это написано в книге Дж. Нориджа (так правильнее, но у нас транскрибируют как "Норвич") "Нормандцы в Сицилии"
(Этот самый Джон Джулиус Норидж — единственный сын британского политика-консерватора Даффа Купера и леди Дианы Купер, я про нее напишу как-нибудь. По линии отца является потомком Вильгельма IV и его метрессы Доротеи Джордан. Я почему знаю, что Norwich правильно произносится "Норридж"? Когда Даффу Куперу присвоили титул виконта Норриджа, его жена официально заявила, что не желает именоваться виконтессой Норридж, потому что это рифмуется с "порридж", и остается леди Дианой Купер).
А вот тут генеалогическое древо этих самых Отвилей (в русской исторической литературе они еще известны как Готвили): genealogy.euweb.cz/italy/hautvle.html#CR2
"Главными персонажами времен завоевания стали члены семьи, о которой я уже упоминал, — Отвили. Отец, Танкред де Отвиль, был скромным рыцарем. ... У Отвиля от двух браков имелось двенадцать сыновей и несколько дочерей. ... От второго брака у Танкреда родилось семеро сыновей: Роберт (известен как Гвискар, или Хитроумный), Може, Гийом, Обри, Танкред, Умберт и самый младший, ставший по воле судьбы самым известным, — Роджер. Маленький замок, в котором выросло это шумное семейство, вскоре стал слишком тесным для них, и, по словам хрониста Одерика Виталия, который жил при последних Отвилях, отец передал поместье своему четвертому сыну, Джеффри, а остальным сказал, что «с помощью храбрости и талантов они должны заработать себе на жизнь за пределами родной земли».
Живи Отвили в 1066 году, вместо 1036-го, то, без сомнения, их храбрость и таланты с успехом были бы приложены в завоевании Англии, однако в 1036 году Вильгельму Завоевателю было лишь девять лет. Амбициозные молодые норманны грезили о поиске своей фортуны в Испании, в сражениях с маврами или в более тяжелых сражениях на юге Италии. Норманны прославились в Италии как смелые воины, и в течение десяти лет город Аверса являлся норманнским городом. Туда устремлялись норманнские наемники, и потому трое старших Отвилей в 1036 году отправились в Аверсу в поисках счастья."
"Когда старший сын от второго брака, Роберт, позднее прозванный Гвискаром — самый свире¬пый из семейства, — явился в Италию, Гийом только что умер, и делами заправлял Дрого. Он не только отказал в помощи своему юному сводному брату, но и послал его в малярийный район Калабрии охранять горные проходы. Роберту это не понравилось. Разве для этого он явился в Италию? У него совсем не было денег, а брат отказался ему помочь. Поэтому он сделал то, что сделал бы на его месте в то время любой нормандец: захватил в горах крепость и стал феодалом-разбойником. Из своего замка в Сан-Марко-Арджентано он командовал бандой головорезов, сжигал фермы, монастыри и церкви, уничтожал посевы, угонял скот и сделался проклятием этих мест. Его хитрость заключалась в том, что он начинал жечь зерно, виноградники, дом, церковь или монастырь, но тотчас гасил огонь, когда ему приносили золото. ... Странно поэтому, что Роберт ничуть не разбогател и даже похудел. Во время посещения Апулии, возможно, пытаясь вытянуть из Дрого деньги, он встретил земляка по имени Жирар, который — как пишет хроникер — первый назвал его Гвискаром. «Эй, Гвискар, — сказал Жирар, — что ты мыкаешься? Послушай меня, женись на моей тетке, сестре моего отца, а я стану твоим рыцарем и пойду с тобой покорять Калабрию. Я приведу тебе двести всадников». Роберт послушал его совета и женился на тете. Звали ее Альберада, и она прославилась тем, что произвела на свет великого крестоносца, Боэмунда Антиохского. Должно быть, замуж она вышла совсем юной, потому что, согласно документам, после родов она жила еще семьдесят лет."
"Через четыре года Хамфри на смертном одре назначил Роберта Гвискара, брата от второго брака отца, своим наследником и опекуном младшего сына. Сын этот исчез из истории, хотя неизвестно, имел ли дядя отношение к его исчезновению. Гвискару открылась дорога к славе и богатству. Он был уже не главарем головорезов, а вождем норманнов, защитником папства. Вскоре он сделался герцогом Апулии и Калабрии и стал самой большой силой на юге Италии. Решив, что заслуживает более благородной и эффектной герцогини, нежели Альберада, он обнаружил фатальный недостаток в их союзе, распространенную уловку во времена Средневековья при совершении развода — кровные узы. Гвискар расстался с ней, преподнеся на прощание богатые дары.
Альберада забрала с собой их единственного сына, Боэмунда, в то время маленького мальчика. Роберт женился на Сигельгаите, сестре ломбардского князя Салерно. Если он хотел иметь эффектную супругу, то не мог сделать лучшего выбора. Как и многие женщины того времени, она любила носить мужское платье, у нее даже имелось воинское облачение, изготовленное по ее фигуре. Анна Комнина, очевидно, цитировала кого-то, кто видел Сигельгаиту (в ее изложении — Гаиту), когда писала, что вид ее внушал страх. В воображении невольно возникает облик оперной Брунгильды, но Сигельгаита была намного опаснее. Она выросла в Салерно, славившемся своей медицинской школой. Говорят, она была большой любительницей отравлений, но кто знает, было ли это правдой. В те времена любую неожиданную смерть приписывали отравлению. Одерик Виталий слушал, должно быть, рассказы странствующих монахов и священников об эскападах знати с юга Италии и припас историю о последней жене герцога. Говорили, будто она пылала ненавистью к Боэмунду и напоила его зельем собственного приготовления. Когда он был на пороге смерти, его отец, Гвискар, поняв, что случилось, взял в руки Библию и меч. «Послушай меня, Сигельгаита, — сказал он, — клянусь святым Евангелием, что, если мой сын Боэмунд умрет, я воткну этот меч в твою грудь». Сигельгаита, если верить рассказу, пошла в свою лабораторию, и Боэмунд стал поправляться, хотя, как отмечал Виталий, до конца своей жизни был очень бледным.
Какие бы слухи ни ходили в народе, Роберт Гвискар и Сигельгаита оказались прекрасной парой. С первого дня их брака и в последующие двадцать семь лет, до кончины Роберта, они редко расставались. Согласно документам, Сигельгаита сопровождала своего супруга во все горячие точки доминиона. Она скакала подле мужа, с копьем в руке, и ухаживала за ним на смертном одре."
Роберт Гвискар и его брат Роджер
"... в страну стали приез¬жать другие Отвили, а среди них тот, кому было назначено судьбой оставить в тени даже Гвискара. Это был младший сын от второго брака их отца — Роджер. Тогда ему было около двадцати шести лет, а его знаменитому брату — сорок два. Между ними завязались точно такие же отношения, как между Робертом Гвискаром и Дрого. Старший брат делал все, чтобы помешать младшему. Они часто ссорились на публике. Однажды Роджер метнул меч в
Гвискара, а тот погрозил ему темницей. Они осаждали друг друга в городах и замках, но, когда приходила настоящая опасность, объединялись. Таким было начало великого партнерства.
В лице Роджера мы впервые встречаем симпатичного Отвиля, веселого, взбалмошного молодого человека, которому нравилось дразнить своего властного и, возможно, надутого старшего брата. Он не однажды заставил герцога помотаться по горам Калабрии. И как же приятно, что после долгого рассказа о кровавых событиях, мучениях и сражениях мы наконец наталкиваемся на очаровательную любовную историю. Похоже, что, прежде чем уехать из Нормандии, Роджер влюбился в молодую женщину по имени Юдит. Она была близкой родственницей Завоевателя и не могла считаться ровней бедному юному Отвилю. Юдит приехала в Италию со своим опекуном, который, очевидно, спасался от гнева Завоевателя. Роджер немедленно на ней женился и увез в свой замок, в Милето, на северо-западном побережье Калабрии. Виталий злорадно описывает это событие. Он сообщает, что Юдит (Юдифь) была монахиней в монастыре Святого Абрульфа. Она ус¬тала от монотонной спокойной жизни, нарушила обет и уехала в Италию, где вышла замуж за Роджера Отвиля, который понятия не имел о ее прошлом. Виталий также делает чудовищное предположение, что Юдифь осталась бесплодной из-за того, что вызвала неудовольствие божественного супруга.
Роджер и Юдит были счастливы; по крайней мере, известно, что она рыдала, когда он оставил ее в Милето и отправился в одно из своих сицилийских приключений. В последующем он брал жену с собой. Они перебрались через Мессинский пролив и захватили самый высокий город Сицилии — Троину. Здесь они несколько зимних месяцев выдерживали осаду, и Роджер, вспоминая впоследствии об этих событиях, сказал, что у него и у Юдит был только один плащ, который они, стараясь согреться, носили по очереди. Как и полагается хорошей норманнской жене, Юдит исполняла обязанности караульного и обходила сторожевые посты на крепостных стенах. Они питались кониной и всем тем, что могли украсть во время ночных вылазок."
"...за какие-то сто шестьдесят лет Отвили, приехавшие в Италию нищими авантюристами, покорили южную половину полуострова. Кровь норманнов потекла в жилах великих Гогенштауфенов. В истории Средневековья это — самая успешная карьера одной семьи."
Подробно, как я понимаю, про все это написано в книге Дж. Нориджа (так правильнее, но у нас транскрибируют как "Норвич") "Нормандцы в Сицилии"
(Этот самый Джон Джулиус Норидж — единственный сын британского политика-консерватора Даффа Купера и леди Дианы Купер, я про нее напишу как-нибудь. По линии отца является потомком Вильгельма IV и его метрессы Доротеи Джордан. Я почему знаю, что Norwich правильно произносится "Норридж"? Когда Даффу Куперу присвоили титул виконта Норриджа, его жена официально заявила, что не желает именоваться виконтессой Норридж, потому что это рифмуется с "порридж", и остается леди Дианой Купер).
А вот тут генеалогическое древо этих самых Отвилей (в русской исторической литературе они еще известны как Готвили): genealogy.euweb.cz/italy/hautvle.html#CR2