От Кракова до Освенцима полтора часа, можно на автобусе, можно на электричке.
В музей Аушвиц вход бесплатный.
Освенцим - это город, там живут люди. Лагерь называется Аушвиц.
читать дальшеНад воротами Аушвица знак - "Труд сделает тебя свободным". Говорят, это по приказу коменданта лагеря Рудольфа Хёсса. Говорят, он даже не шутил, он это о духовной свободе. Если вспомнить книгу Виктора Франкла, то Хёсс даже не соврал, но это он нечаянно.

Где рельсы ведут к воротам - это Аушвиц-Биркенау, вторая очередь Аушвица. Там я не была. Возможно, мне не хватило времени - я даже экспозицию Аушвица-I не успела полностью осмотреть, а возможно - мне просто хватило количеств и множеств.
Как пройдешь вперед по центральному проходу, первый поперечный ряд бараков сплошь "национальные" выставки - Польша и Россия ближние к проходу с обеих сторон, еще Богемия, Бельгия, Венгрия, голландские евреи (или вся Голландия? У меня путаются впечатления; это была чуть ли не единственная национальная экспозиция, на которую я успела, и до конца досмотреть ее я не успела).
Второй ряд - просто про лагерь. Жизнь. Смерть. Способы уничтожения. Способы использования тел. Способы использования имущества.
В каждом павильоне по обе стороны выставочные залы, а вдоль коридора - ряды фотографий. Кажется, это мне запомнилось четче всего - бесконечные ряды лиц. Евреи, поляки, французы, словаки, опять евреи; женские фотографии отдельно, их меньше. Фотографировали далеко не всех - нет последних лет, нет евреев из массовых потоков депортаций, нет тех, кого отправили в печи сразу, нет, кажется, советских военнопленных - я, во всяком случае, не нашла ни одного. Если бы фотографировали всех - хватило бы создателям музея бараков и коридоров? Под каждой фотографией номер, национальность, иногда профессия. Дата прибытия в лагерь. Дата смерти. Польское слово "погиб" я каждый раз прочитываю как "сгинул".
(может, им даже повезло. Или их близким. У большинства сгинувших в гетто даты смерти обычно "1941-1944", а тут - с точностью до дня)
В одном из павильонов гид говорит группе пожилых французов: "Видите? Умер через месяц после прибытия в лагерь, а он же молодой". Я смотрю на французов. Кажется, им лет по семьдесят - значит, они родились где-то в сорок пятом.
Профессии почти у всех мужчин, и у некоторых женщин тоже. Рабочий. Медсестра. Столяр. Мясник. Портной. Адвокат. Хозяйка фермы. Священник. Писательница (Хелена Фикова, полька). Еще рабочий. Крестьянин. Врач. Монах. Вдруг глаз сбивается с привычного "сгинул" - литературный критик Константин Трочиньски не погиб, он был расстрелян 27 мая 1942 года. В тот день был массовый расстрел возле одиннадцатого барака.
Нацисты убивали людей по-разному. Может быть, они не были уверены, что крематории самый эффективный способ? Или просто любили эксперименты. Иногда людей убивали экспериментами. В десятом бараке. Там работали медики. Отдельной выставки про медицинские эксперименты, кажется, нет. Если есть, хорошо, что я до нее не добрела.
Расстреливали - между десятым и одиннадцатым бараками. Там специальный такой плац. Вслед за мной на него вошла группа военных - не знаю, чьих; они говорили по-английски, но я прошла мимо одного - фамилия над кармашком на груди была нашита польская.

Перед тем, как расстреливать, людей посылали раздеться. Очень эффективно со стороны нацистов - потом униформа еще пригодится. Отдельно мужская раздевалка, отдельно женская. Интересно, расстреливали их нацисты тоже раздельно?
Иногда людей убивали голодом. Так умер священник Максимилиан Кольбе: после того, как трое заключенных сбежали из лагеря, нацисты отобрали десятерых умереть от голода в специальных камерах. Один из десятерых воскликнул: "Моя жена! Мои дети!". Кольбе вызвался вместо него. ... впрочем, я не совсем точна - девятеро умерли, Кольбе остался последним, и через две недели нацисты сделали ему смертельный укол. Человек, за которого он умер, дожил до девяноста трех лет. И жена его выжила; а дети нет.
Иногда людей вешали. Наверное, смерть от голода в отдельной камере - это недостаточно страшно и недостаточно на виду. Виселицу сейчас восстановили. Я не стала ее фотографировать.
Иногда их запирали в стоячих камерах. Я видела остатки этих камер.
В одиннадцатом бараке впервые в Аушвице убили людей газом. В сентябре сорок первого, в экспериментальном порядке. Шестьсот советских военнопленных и двести пятьдесят больных польских узников. Эксперимент, очевидно, удался.
В Аушвице очень тихо и красиво сейчас. Май, цветет сирень. Кто-то фотографируется на фоне знака с черепом и костями возле ограды. На аллее между павильонами (я все время сбиваюсь, как их называть, павильоны или бараки) туристка в инвалидной коляске. Не заметила, как ее поднимали по ступенькам в выставочные павильоны, и поднимали ли. Там есть в одном павильоне витрина с протезами ног, корсетами, еще какими-то такими вещами. Одна нога розовая, кажется, женская, и с туфлей на конце.
Еще в одном зале волосы.
Ну то есть ты входишь в зал и смотришь налево, и видишь витрину с обрезанными, сбившимся в комки волосами. И думаешь - а что тогда дальше, в следующей витрине вдоль этой стены? А дальше все она, все та же витрина. До самого конца, до окна. 1950 килограммов волос, преимущественно неопределенно-темно-русого цвета, и иногда седые прядки и космы. А справа от двери, по короткой стене - образцы ткани и сетки, которые делали из этих волос. Это, значит, слева - только последняя порция. Которую не успели использовать.
Зал с макетом крематория. Табличка с описанием газа "Циклон Б". Двое или трое туристов, один зачитывает табличку и что-то объясняет. По-немецки. Интересно, о чем они думают в этом музее?
Еще в каком-то зале - вещи. Стена чемоданов, аккуратно подписанных, чтобы не потерять. Ниша чайников и кастрюль. Бедные глупые чайники, лежат как на развале барахолки, только их так много, слишком много для барахолки. Те, кто вез их сюда - думали ли они, что придется готовить и кипятить воду для чая? Я читаю рассказы спасенных евреев, и сплошь и рядом они говорят - знали, знали, куда едут, понимали. Выпрыгивали из вагонов, подкупали охранников... нет, наверное, не стоит тут писать, как спасались, это совсем отдельная история. Но - надеялись выжить? Или просто двигались по инерции? И кто потом сортировал вещи - туда кастрюлю, сюда расческу?

Я не знала, что в сорок четвертом взбунтовались зондеркоммандо - узники, работавшие в крематории. Женщины-узницы, работавшие на оружейном заводе, передали им пороха, и они уничтожили-таки одну печь. И убили трех нацистов. А потом все они были казнены.
Я знала, что именно в Аушвиц попал добровольцем Витольд Пилецкий, польский офицер, который вызвался выяснить, что тут происходит - сначала-то думали, это просто большая тюрьма. Он провел в лагере три года, передавая на волю отчеты, и потом сбежал. Власти союзников ему не поверили.
И я знала, наверное, но уже не помнила, что именно в Аушвице находился Виктор Франкл, именно здесь они с товарищами и коллегами собирали группы психологической поддержки... Меня до сих пор это потрясает. Группы психологической поддержки. В Аушвице. Если это не считать победой человеческого духа, тогда я не знаю, что - считать.
До трех часов дня по Аушвицу водят только экскурсии с гидом. Я приехала в четыре, и в полседьмого, когда всех попросили на выход, двинулась обратно к воротам с надписью "Труд сделает тебя свободным". Наверное, это слишком мало. Или слишком много.
Там слишком много всего. Я думала, я буду плакать не переставая: я легко плачу. Но - ни слезинки за все неполных три часа. Слишком много всего. Над одним человеком можно плакать. Над миллионом - только сердце болит.
Вопрос: Хочу сказать, что...
1. ... я прочитал и мне было интересно. |
|
23 |
(100%) |
|
|
|
Всего: |
23 |
@темы:
история,
путешествия,
люди,
история евреев
Я почитала другие ваши записи и подпишусь на вас, мне нравится, как вы пишете. Открываю вам дневник, поскольку считаю это знаком вежливости, но подписываться на меня в ответ совершенно не обязательно.