sugar and spice and everything nice
... и тут меня переклинило; во всем прошу винить вот этот арт.
Пианист разучился писать. Или играть. Вас предупреждали.После двух спектаклей за день она, конечно, устала, но не до беспамятства же... Томочин точно помнила, что именно она делала последние десять минут - делала себе чай и что-нибудь легкое перекусить. Вот она, чашка с чаем, стоит на столе - заснуть ей было некогда и негде.
И гостю взяться тоже было неоткуда - однако вот же он, стоит, прислонившись к дверному косяку.
- Это действительно я, мадам, - сказал гость без выражения, слегка кивнув ей. - Прошу прощения за вторжение, но мне необходимо было с вами поговорить.
Томочин машинально кивнула в ответ. Она его, разумеется, узнала: это лицо она рассматривала во всех подробностях вот уже больше двух месяцев, с тех самых пор, как Кай-тян притащила ей диски с аниме. Только сейчас он был живой...
- Не хотите ли присесть и выпить со мной чаю? - спросила она, только потом задумавшись - может, нарисованные люди не пьют настоящий чай, даже когда они живые. Гость отрицательно покачал головой, прервав слишком философский для позднего вечера поворот мысли.
И даже не присел, подумала Томочин и поднялась на ноги сама. Ей показалось, что гость еле заметно улыбнулся.
- И о чем же вы хотели со мной поговорить, господин фон Оберштайн? - поинтересовалась она.
- О вашем спектакле. Я... предпочел бы, чтобы эта история не рассказывалась так часто. - Или чтобы она не рассказывалась вообще, добавила про себя Томочин и слегка кивнула. Гость продолжил: - Но раз уж не в моей власти помешать вашим постановкам, хотелось бы сделать их как можно более точными. А ваша игра, мадам...
- ... вас не устраивает, - договорила за него Томочин. Она не отводила от собеседника глаз: живое лицо куда лучший референс, чем нарисованное. Живой он по-прежнему скупится на мимику - боится выдать мысли или реакции? - но наверняка даже сам он не замечает, что самую чуточку наклоняет голову вперед в конце фразы, не замечает крошечной складки в углу губ - если чуть напрягать эту сторону рта, должно получиться так же... Так. Хватит, перед ней не телеэкран, и она отвлекается.
- ... некоторая мелодраматичность, - продолжал тем временем Пауль фон Оберштайн; кажется, уж демонстрировать внимание привычным ему способом она научилась. - Совершенно излишняя - уверяю вас, я не вел себя так эмоционально даже в юности, и у зрителей неизбежно создастся неправильное впечатление о некоторых важных моментах происходящего.
А, понятно. Стараясь попадать в мелодику интонации собеседника, Томочин отозвалась, стараясь не улыбаться:
- Я поняла ваши тревоги, господин фон Оберштайн. Но мне кажется, вы не проявили достаточно внимания к общему контексту.
- К контексту?
Отлично, она его слегка удивила. Так, как там это формулировал Койке-сенсей...
- Такаразука как театр, видите ли, имеет свою специфику. Наши сюжеты всегда и непременно эмоциональны - этого ждет аудитория. Персонаж, никак не проявляющий эмоций, нарушает общее течение спектакля и заставляет зрителей терять интерес. Не беспокойтесь, что кто-то составит о вас неправильное впечатление - театральную эмоциональность зритель просто автоматически "вычитает", потому что она добавляется всем персонажам.
Вот теперь он точно усмехнулся.
- Всем? Тогда, боюсь, кое-кто из ваших коллег недоигрывает.
Томочин почти рассмеялась.
- Это уже не ко мне. Но если у вас, эээ, есть свободное время, попробуйте посмотреть что-нибудь еще из наших постановок - для контекста, особенно если встретите знакомые вам сюжеты.
Собеседник вежливо кивнул.
- Я обдумаю ваше предложение, - сказал он, явно поворачиваясь уходить.
- Точно не хотите чаю? - еще раз поинтересовалась Томочин - ей было интересно посмотреть, как он ест и пьет.
- Нет, спасибо. Но если позволите поинтересоваться...
- Да?
- Что у вас с глазом?
- В основном грим, немного спецэффекты, а что? - удивилась Томочин. - Глаз мне не вставляли, если вы про это... впрочем, модель сделали. Погодите секундочку... - Она подняла брошенную сумку и полезла во внутренний карман. - Сейчас... я точно помню, что забрала вторую с собой.
Наконец нащупав то, что искала, она выпрямилась и протянула гостю маленький круглый предмет.
- Хотите? На память о спектакле, хоть вам и не понравилось. Он светится.
Оберштайн протянул руку, и Томочин опустила в нее светящуюся модель искусственного глаза. Ага, вот как он, оказывается, удивляется... Малозаметно, но надо потом порепетировать.
- Спасибо, - сказал Пауль фон Оберштайн.
Как он удалился, она тоже заметить не сумела.
-----------
Типа дисклеймер.Прощеньев просим за безобразия. Пауль фон Оберштайн принадлежит Танаке-как-его-там, и я не претендую на полное знакомство с его характером; Юми Хиро по прозвищу Томочин принадлежит сама себе, и с ней я уж точно не знакома.
Пианист разучился писать. Или играть. Вас предупреждали.После двух спектаклей за день она, конечно, устала, но не до беспамятства же... Томочин точно помнила, что именно она делала последние десять минут - делала себе чай и что-нибудь легкое перекусить. Вот она, чашка с чаем, стоит на столе - заснуть ей было некогда и негде.
И гостю взяться тоже было неоткуда - однако вот же он, стоит, прислонившись к дверному косяку.
- Это действительно я, мадам, - сказал гость без выражения, слегка кивнув ей. - Прошу прощения за вторжение, но мне необходимо было с вами поговорить.
Томочин машинально кивнула в ответ. Она его, разумеется, узнала: это лицо она рассматривала во всех подробностях вот уже больше двух месяцев, с тех самых пор, как Кай-тян притащила ей диски с аниме. Только сейчас он был живой...
- Не хотите ли присесть и выпить со мной чаю? - спросила она, только потом задумавшись - может, нарисованные люди не пьют настоящий чай, даже когда они живые. Гость отрицательно покачал головой, прервав слишком философский для позднего вечера поворот мысли.
И даже не присел, подумала Томочин и поднялась на ноги сама. Ей показалось, что гость еле заметно улыбнулся.
- И о чем же вы хотели со мной поговорить, господин фон Оберштайн? - поинтересовалась она.
- О вашем спектакле. Я... предпочел бы, чтобы эта история не рассказывалась так часто. - Или чтобы она не рассказывалась вообще, добавила про себя Томочин и слегка кивнула. Гость продолжил: - Но раз уж не в моей власти помешать вашим постановкам, хотелось бы сделать их как можно более точными. А ваша игра, мадам...
- ... вас не устраивает, - договорила за него Томочин. Она не отводила от собеседника глаз: живое лицо куда лучший референс, чем нарисованное. Живой он по-прежнему скупится на мимику - боится выдать мысли или реакции? - но наверняка даже сам он не замечает, что самую чуточку наклоняет голову вперед в конце фразы, не замечает крошечной складки в углу губ - если чуть напрягать эту сторону рта, должно получиться так же... Так. Хватит, перед ней не телеэкран, и она отвлекается.
- ... некоторая мелодраматичность, - продолжал тем временем Пауль фон Оберштайн; кажется, уж демонстрировать внимание привычным ему способом она научилась. - Совершенно излишняя - уверяю вас, я не вел себя так эмоционально даже в юности, и у зрителей неизбежно создастся неправильное впечатление о некоторых важных моментах происходящего.
А, понятно. Стараясь попадать в мелодику интонации собеседника, Томочин отозвалась, стараясь не улыбаться:
- Я поняла ваши тревоги, господин фон Оберштайн. Но мне кажется, вы не проявили достаточно внимания к общему контексту.
- К контексту?
Отлично, она его слегка удивила. Так, как там это формулировал Койке-сенсей...
- Такаразука как театр, видите ли, имеет свою специфику. Наши сюжеты всегда и непременно эмоциональны - этого ждет аудитория. Персонаж, никак не проявляющий эмоций, нарушает общее течение спектакля и заставляет зрителей терять интерес. Не беспокойтесь, что кто-то составит о вас неправильное впечатление - театральную эмоциональность зритель просто автоматически "вычитает", потому что она добавляется всем персонажам.
Вот теперь он точно усмехнулся.
- Всем? Тогда, боюсь, кое-кто из ваших коллег недоигрывает.
Томочин почти рассмеялась.
- Это уже не ко мне. Но если у вас, эээ, есть свободное время, попробуйте посмотреть что-нибудь еще из наших постановок - для контекста, особенно если встретите знакомые вам сюжеты.
Собеседник вежливо кивнул.
- Я обдумаю ваше предложение, - сказал он, явно поворачиваясь уходить.
- Точно не хотите чаю? - еще раз поинтересовалась Томочин - ей было интересно посмотреть, как он ест и пьет.
- Нет, спасибо. Но если позволите поинтересоваться...
- Да?
- Что у вас с глазом?
- В основном грим, немного спецэффекты, а что? - удивилась Томочин. - Глаз мне не вставляли, если вы про это... впрочем, модель сделали. Погодите секундочку... - Она подняла брошенную сумку и полезла во внутренний карман. - Сейчас... я точно помню, что забрала вторую с собой.
Наконец нащупав то, что искала, она выпрямилась и протянула гостю маленький круглый предмет.
- Хотите? На память о спектакле, хоть вам и не понравилось. Он светится.
Оберштайн протянул руку, и Томочин опустила в нее светящуюся модель искусственного глаза. Ага, вот как он, оказывается, удивляется... Малозаметно, но надо потом порепетировать.
- Спасибо, - сказал Пауль фон Оберштайн.
Как он удалился, она тоже заметить не сумела.
-----------
Типа дисклеймер.Прощеньев просим за безобразия. Пауль фон Оберштайн принадлежит Танаке-как-его-там, и я не претендую на полное знакомство с его характером; Юми Хиро по прозвищу Томочин принадлежит сама себе, и с ней я уж точно не знакома.
@темы: писанина, цветочек лиловый, эта ваша легенда
И я даже догадываюсь,кто
Чорд, оно прекрасно как фик по арту и объяснительно как фик-кроссовер по мюзиклу Можно пропиарить, мрь?