sugar and spice and everything nice
читать дальше
Когда я проснулась на следующее утро и вышла в коридор, там царила суматоха. Все кричали, бегали, суетились… Я сначала и не могла понять, что случилось, только поняла, что что-то ужасное.
И так оно и было. Ночью выяснилось — не знаю уж как, кажется, через мико храмовых, — что это господин Исоноками призвал во дворец ту нечисть, что жреца пожрала, а потом и служанку. Ночью же и арестовали его, и допрашивали господин дайнагон Ходзё да господин Абэ-но Сеймей. Виноват ли он или нет, никто мне толком сказать не мог. Вроде бы в Исэ гадали, и был им ответ, что воистину господин Исоноками нечисть призвал, но еще говорили, что на том же гадании было сказано, что-де он никакого зла империи не замышлял.
А потом, кто-то сказал, они его запытали на допросе, и он взял да и умер. А другие сказали, мол, и вовсе его не запытали, а он сам взял да и убил себя. Только как бы оно ни вышло, когда умер господин Исоноками, то превратился он в огромную вонючую лужу — такую вонючую, что все основные помещения дворца пришлось в Исэ эвакуировать.
Я ходила все это слушала и сама не своя была. В голове только одна мысль и стучала: бедная моя госпожа. Бедная моя госпожа… если еще вспомнить, что я давеча узнала про жениха ее прежнего. Только-только она счастливой себя почувствовала…
И поняла я, что должна пойти к ней и все рассказать, хоть и не шли такие вести на язык. Я было подумала даже, ежели она вчера к господину Исоноками пошла, может, с ней случилось чего, или арестовали ее?
В общем, пошла я к покоям младшей императрицы; покои госпожи моей неподалеку были, она в них личных гостей принимала, и отдыхала, если госпожа младшая императрица ее к себе не требовала. Нашла я госпожу и рассказала ей все, что слышала.
…
Что я молчу? Ну что я молчу, писец, что ты глупые вопросы задаешь, а еще ученый. Вспоминаю я. Вспоминаю, как госпожа плакала, аж сердце разрывалось ее слушать. Плакала и твердила — мол, как такое может быть, чтоб он умер, да как они могли, да он же великий волшебник, мало ли зачем он мог нечисть вызывать… Госпожа плакала, а я стояла и ничем ей помочь не могла.
Потом, конечно, она потихоньку плакать перестала, только всхлипывала. Она ведь, оказывается, вечером не попала в усадьбу господина Исоноками — солдаты ее не пустили, а почтенный брат ее встретился ей по пути обратно и сказал — мол, не горюй, сестра, я тебе нового жениха уже подобрал. Так что сердце у нее уже ночью неспокойное было… А потом все так и сбылось, хуже некуда.
А когда совсем успокоилась моя госпожа, сказала она мне, что сегодня у нее день удаления, и она никого принимать не будет, но чтоб я пошла и привела брата ее, Ходзё-си, она письмо напишет и передаст ему. Я ей и говорю, мол, госпожа, он на совете сейчас, у императора — я еще когда к ней шла, видела, совет собрался, разговоры вести про все, что ночью творилось да про господина Исоноками. А она и отвечает — мол, это неважно, ты пойди да подожди, а как совет закончится, его и приведи. Я и пошла, ничего не ведая.
Стала я ждать за дверью того зала, где совет собирался. В щелочку, конечно, подглядывала, как же без того. Не особенно много мне было слышно, но понять можно было, что господином Ходзё вроде бы недовольны были — это ж он за следствие отвечал, а оно закончилось так, что ничего понять невозможно, одна вонючая лужа. Видно, неудачные были дни для рода моей госпожи…
Ну да ладно, не об этом я рассказываю, не мне о том судить. Дождалась я Ходзё-си и передала ему, что госпожа велела. Пошла я с ним к покоям госпожи, а там ширма порванная, и из-под завес письма торчат, несколько сразу. А госпожи не слышно… Я Ходзё-си и говорю, мол, вот, наверное, вам письмо тут. А сама окликаю: «Госпожа, привела я господина Ходзё! Госпожа!»
А ответа все не было. Я и заглянула внутрь. А там госпожа моя в петле болтается…
Я думала, сознание потеряю от ужаса, да какое там. Служанки сознание не теряют — завизжала я только, что было сил, поди, на весь дворец визжала.
А потом суматоха такая началась… Люди тут собираться стали, фрейлины, кажется, сама госпожа младшая императрица вышла. Кто-то сказал — лекаря нужно. Кто-то еще сказал — какое там, мертва она. Но все же послали меня за лекарем, мало ли что. Побежала я по дворцу, крича и плача, лекаря искать, только какое там? Того лекаря вечно не найти было, и тогда я его не нашла. Прибежала обратно к покоям, а там уж самого господина Абэ-но Сеймея призвали госпожу осмотреть. Только мертвая она была, поздно уже было, он так и сказал. Это пока я господина Ходзё ждала, госпожа моя там висела в петле…
Потом Юси-сан и говорит, в храм надо сходить, чтоб похоронить ее — сбегай, мол, Цубамэ. Я, конечно, говорю ей — как так, в храм, не придут они на мертвых смотреть, тут буддисты нужны. А Юси-сан мне отвечает — да нет, она ж синтоистка была, в храм нужно. Совсем, видно, с горя запуталась Юси-сан. Но я что с ней спорить буду? Мне и так вчера упрек сделали, что спорила с важными господами, так что побежала я в храм. А мико тамошние, конечно, сказали, что никак прийти не могут, пока тело там — вот буддисты похоронят госпожу, тогда они могут прийти очищение сделать.
Буддийского монаха уже без меня искали. Я сама его бегала искать в городе, госпоже зачем-то понадобился… так и не узнала, зачем, а найти не смогла. А тем временем письма госпожи разобрали все, кому они адресованы были. Пришел господин Садаиэ, младший брат госпожи, прочитал страницу из ее дневника, ударил господина Ходзё бумагами, крикнул «Это все из-за тебя!» и убежал. Говорили потом люди, что он на господина Ходзё заклятие наложил, чтоб тот в муках корчился, но я того сама не видела, не знаю, правда или нет.
А младшая императрица нам всем рассказала потом, про что моя госпожа написала ей. Просила дочку ее маленькую, что в провинции росла, к себе в приемные взять да при дворе вырастить. И сказала госпожа императрица, что обязательно так и сделает. … Почему? Ну, мне, конечно, достоверно то не известно, почему, но я ту девушку, дочку моей покойной госпожи, видела потом, и видела, как она подрастала. Что она, что госпожа императрица, что госпожа Химико — все трое, считай, на одно лицо. А уж что это значит, гадай сам, на то ты и ученый.
Да, и стихи моя госпожа оставила последние. Мне их прочитали, только сейчас я их уже и не припомню. Помню, что красивые, про стрекозу… Эх. Действительно как стрекоза была, пролетела — и нету.
Ну да ладно, дальше расскажу. Пришел потом монах — другой, не из тех, что в городе ходили, вежливый такой да чистенький. Прочитал молитву. Я у него и спрашиваю, как, можно ли и мне молиться, я в буддийской вере несведуща. Но он сказал, всем можно, тут не знания важны. Я и помолилась как умела… Попросила ками, чтоб счастья ей было хоть после смерти, госпоже моей.
Монах ушел, а нам с Мансайраку госпожа императрица похоронами велела заняться. Похоронили мою госпожу в поле за дворцом, там дерево такое росло… Красиво там было. Ей бы понравилось.
Вот. Сидели мы потом в покоях грустные, а кругом дела творились странные… Экспедиции то и дело отправлялись куда-то, воины спешили туда-сюда, оммёдзи… Все те драгоценности искали. А я совсем о них и не думала, не до того мне было.
Потом я при дамах про лавку галантерейную упомянула, и они, чтоб тоску развеять, послали меня в ту лавку, узнать что да как, и купить чего. Сбегала я, купила уж сейчас не вспомню чего — вееров, кажется, да палочек для свитков… Вернулась, показала им, понравилось — они меня обратно послали.
И вот сижу я в лавке, рассчитываюсь уже — много я всего набрала, и выбирала долго, чтоб всем угодить — и тут на улице крики страшные слышны. Тут кто-то из лавки вбежал с улицы и сказал, мол, там на улице принц Савара бегает и убивает всех, кого встретит. Откуда он взялся? Ну откуда ж мне знать? Выпустил его кто из кургана, наверное, когда эти драгоценности искали. В общем, нам-то тогда не до того было. Хорошо, у хозяев лавки нашлось, куда укрыться, и для меня местечко нашлось. Спрятались мы и пересидели — я деньги досчитала наконец, да посмотрела, как они четки нижут, красивые четки получились.
Вернулась я во дворец с покупками, а там тоже суматоха. Нет, ну, не такая, как на дороге была… по-благородному там все было, но все равно суматошно. Только что в наших покоях и было тихо — сидели все, покупки разбирали, да вина немножко выпили, госпожу мою поминая. А снаружи шумели… Потом еще оказалось, что птица Нуэ прокричала-таки. Да нет, не умер император тогда, ты сам, что ли не знаешь? Я уж не знаю, как там все вышло, но в последний момент спасли его. И принца Савару остановили, хотя народа он поубивал порядочно. Дочку господина Исоноками убил, я слышала — совсем молоденькая была девочка, моложе меня. И стен он порушил изрядно, красоты-то много тогда погибло.
Но я это все только потом увидела — выходить-то наружу особо не хотелось, пока суета такая творилась. А тем временем случилось вот еще что… Госпожа моя к нам явилась. Ну да, умерла. Призраком явилась, видимым всем. И рассказала она, что господина Исоноками после кончины его богом смерти сделали, шинигами, как приличествует такому важному господину. А она уж как просила оставить ее рядом с ним, не разрешили ей. Ну да все равно ей хоть какое да счастье вышло, разрешили ей к нам хоть как вернуться да не скучать, турниры поэтические посещая… Все лучше так, чем никак.
Мне поначалу странно было с госпожой говорить, но она и не изменилась ничуть. И меня не забыла, все такая же добрая осталась; сказала мне потихоньку, где у нее денег было немного припрятано, чтоб я забрала. На те деньги я, когда в городе потише стало, сбегала в лавку еще раз да четки купила, самые красивые да длинные. О госпоже в память. Ну да, не буддистской я веры, мне нашей ками хватало и хватает, а все-таки…
А утихать-то все стало, говорят, после того, как драгоценности те нашли да вернули на место. Нет, я их не видела, но видела дракона, который, говорят, помог их на место вернуть. Да нет, в человеческом облике видела, солидный такой господин. Дочку его потом, в благодарность за помощь, за господина правого министра выдали.
А как совсем спокойно стало, градоначальник собрал горожан да вывел их на церемонию проявления верноподданничества. Ух, как же они кричали «Десять тысяч лет императору», аж в ушах закладывало. Я-то? Нет, я не пошла, я их из дворца слушала, их сложно было не услышать. А потом им император рукавом помахал, и они разошлись.
Да вот, почти и закончила я. После той церемонии вскорости как раз и объявили, что столицу переносят. А как же, конечно — сколько несчастий в этой-то приключилось. Ну и стали мы все собираться, но как столицу перевозили — это совсем неинтересная история. А из интересного я тебе, писец, вот еще что скажу: помнишь, поминала я знакомицу свою, О-Ками-сан? Это мико была, что служила своей ками, бумагу складывая… так она рассказывала, еще когда я ее в детстве знала. А только все было совсем даже не так… Она сама та ками и была, богиня, что складывает человеческие души! Вот так, я с ками запросто разговаривала, сама того не зная!
А потом жизнь и пошла дальше, как ей предписано. Я что? Я дальше во дворце служила, хоть такой госпожи, как Кагэро-сан, уже не встречала. Но жилось мне неплохо; после тех событий госпожа великая императрица лично сказала, мол, тебя, Цубамэ, за твою верную служб, надо в ранге повысить и мужа хорошего найти. И так оно и вышло. Хорошую я жизнь прожила, а только те дни навсегда в памяти остались. Ну да теперь, может, и тебе история моя пригодится, и еще кому — пусть люди знают, что было.
Конец.
Когда я проснулась на следующее утро и вышла в коридор, там царила суматоха. Все кричали, бегали, суетились… Я сначала и не могла понять, что случилось, только поняла, что что-то ужасное.
И так оно и было. Ночью выяснилось — не знаю уж как, кажется, через мико храмовых, — что это господин Исоноками призвал во дворец ту нечисть, что жреца пожрала, а потом и служанку. Ночью же и арестовали его, и допрашивали господин дайнагон Ходзё да господин Абэ-но Сеймей. Виноват ли он или нет, никто мне толком сказать не мог. Вроде бы в Исэ гадали, и был им ответ, что воистину господин Исоноками нечисть призвал, но еще говорили, что на том же гадании было сказано, что-де он никакого зла империи не замышлял.
А потом, кто-то сказал, они его запытали на допросе, и он взял да и умер. А другие сказали, мол, и вовсе его не запытали, а он сам взял да и убил себя. Только как бы оно ни вышло, когда умер господин Исоноками, то превратился он в огромную вонючую лужу — такую вонючую, что все основные помещения дворца пришлось в Исэ эвакуировать.
Я ходила все это слушала и сама не своя была. В голове только одна мысль и стучала: бедная моя госпожа. Бедная моя госпожа… если еще вспомнить, что я давеча узнала про жениха ее прежнего. Только-только она счастливой себя почувствовала…
И поняла я, что должна пойти к ней и все рассказать, хоть и не шли такие вести на язык. Я было подумала даже, ежели она вчера к господину Исоноками пошла, может, с ней случилось чего, или арестовали ее?
В общем, пошла я к покоям младшей императрицы; покои госпожи моей неподалеку были, она в них личных гостей принимала, и отдыхала, если госпожа младшая императрица ее к себе не требовала. Нашла я госпожу и рассказала ей все, что слышала.
…
Что я молчу? Ну что я молчу, писец, что ты глупые вопросы задаешь, а еще ученый. Вспоминаю я. Вспоминаю, как госпожа плакала, аж сердце разрывалось ее слушать. Плакала и твердила — мол, как такое может быть, чтоб он умер, да как они могли, да он же великий волшебник, мало ли зачем он мог нечисть вызывать… Госпожа плакала, а я стояла и ничем ей помочь не могла.
Потом, конечно, она потихоньку плакать перестала, только всхлипывала. Она ведь, оказывается, вечером не попала в усадьбу господина Исоноками — солдаты ее не пустили, а почтенный брат ее встретился ей по пути обратно и сказал — мол, не горюй, сестра, я тебе нового жениха уже подобрал. Так что сердце у нее уже ночью неспокойное было… А потом все так и сбылось, хуже некуда.
А когда совсем успокоилась моя госпожа, сказала она мне, что сегодня у нее день удаления, и она никого принимать не будет, но чтоб я пошла и привела брата ее, Ходзё-си, она письмо напишет и передаст ему. Я ей и говорю, мол, госпожа, он на совете сейчас, у императора — я еще когда к ней шла, видела, совет собрался, разговоры вести про все, что ночью творилось да про господина Исоноками. А она и отвечает — мол, это неважно, ты пойди да подожди, а как совет закончится, его и приведи. Я и пошла, ничего не ведая.
Стала я ждать за дверью того зала, где совет собирался. В щелочку, конечно, подглядывала, как же без того. Не особенно много мне было слышно, но понять можно было, что господином Ходзё вроде бы недовольны были — это ж он за следствие отвечал, а оно закончилось так, что ничего понять невозможно, одна вонючая лужа. Видно, неудачные были дни для рода моей госпожи…
Ну да ладно, не об этом я рассказываю, не мне о том судить. Дождалась я Ходзё-си и передала ему, что госпожа велела. Пошла я с ним к покоям госпожи, а там ширма порванная, и из-под завес письма торчат, несколько сразу. А госпожи не слышно… Я Ходзё-си и говорю, мол, вот, наверное, вам письмо тут. А сама окликаю: «Госпожа, привела я господина Ходзё! Госпожа!»
А ответа все не было. Я и заглянула внутрь. А там госпожа моя в петле болтается…
Я думала, сознание потеряю от ужаса, да какое там. Служанки сознание не теряют — завизжала я только, что было сил, поди, на весь дворец визжала.
А потом суматоха такая началась… Люди тут собираться стали, фрейлины, кажется, сама госпожа младшая императрица вышла. Кто-то сказал — лекаря нужно. Кто-то еще сказал — какое там, мертва она. Но все же послали меня за лекарем, мало ли что. Побежала я по дворцу, крича и плача, лекаря искать, только какое там? Того лекаря вечно не найти было, и тогда я его не нашла. Прибежала обратно к покоям, а там уж самого господина Абэ-но Сеймея призвали госпожу осмотреть. Только мертвая она была, поздно уже было, он так и сказал. Это пока я господина Ходзё ждала, госпожа моя там висела в петле…
Потом Юси-сан и говорит, в храм надо сходить, чтоб похоронить ее — сбегай, мол, Цубамэ. Я, конечно, говорю ей — как так, в храм, не придут они на мертвых смотреть, тут буддисты нужны. А Юси-сан мне отвечает — да нет, она ж синтоистка была, в храм нужно. Совсем, видно, с горя запуталась Юси-сан. Но я что с ней спорить буду? Мне и так вчера упрек сделали, что спорила с важными господами, так что побежала я в храм. А мико тамошние, конечно, сказали, что никак прийти не могут, пока тело там — вот буддисты похоронят госпожу, тогда они могут прийти очищение сделать.
Буддийского монаха уже без меня искали. Я сама его бегала искать в городе, госпоже зачем-то понадобился… так и не узнала, зачем, а найти не смогла. А тем временем письма госпожи разобрали все, кому они адресованы были. Пришел господин Садаиэ, младший брат госпожи, прочитал страницу из ее дневника, ударил господина Ходзё бумагами, крикнул «Это все из-за тебя!» и убежал. Говорили потом люди, что он на господина Ходзё заклятие наложил, чтоб тот в муках корчился, но я того сама не видела, не знаю, правда или нет.
А младшая императрица нам всем рассказала потом, про что моя госпожа написала ей. Просила дочку ее маленькую, что в провинции росла, к себе в приемные взять да при дворе вырастить. И сказала госпожа императрица, что обязательно так и сделает. … Почему? Ну, мне, конечно, достоверно то не известно, почему, но я ту девушку, дочку моей покойной госпожи, видела потом, и видела, как она подрастала. Что она, что госпожа императрица, что госпожа Химико — все трое, считай, на одно лицо. А уж что это значит, гадай сам, на то ты и ученый.
Да, и стихи моя госпожа оставила последние. Мне их прочитали, только сейчас я их уже и не припомню. Помню, что красивые, про стрекозу… Эх. Действительно как стрекоза была, пролетела — и нету.
Ну да ладно, дальше расскажу. Пришел потом монах — другой, не из тех, что в городе ходили, вежливый такой да чистенький. Прочитал молитву. Я у него и спрашиваю, как, можно ли и мне молиться, я в буддийской вере несведуща. Но он сказал, всем можно, тут не знания важны. Я и помолилась как умела… Попросила ками, чтоб счастья ей было хоть после смерти, госпоже моей.
Монах ушел, а нам с Мансайраку госпожа императрица похоронами велела заняться. Похоронили мою госпожу в поле за дворцом, там дерево такое росло… Красиво там было. Ей бы понравилось.
Вот. Сидели мы потом в покоях грустные, а кругом дела творились странные… Экспедиции то и дело отправлялись куда-то, воины спешили туда-сюда, оммёдзи… Все те драгоценности искали. А я совсем о них и не думала, не до того мне было.
Потом я при дамах про лавку галантерейную упомянула, и они, чтоб тоску развеять, послали меня в ту лавку, узнать что да как, и купить чего. Сбегала я, купила уж сейчас не вспомню чего — вееров, кажется, да палочек для свитков… Вернулась, показала им, понравилось — они меня обратно послали.
И вот сижу я в лавке, рассчитываюсь уже — много я всего набрала, и выбирала долго, чтоб всем угодить — и тут на улице крики страшные слышны. Тут кто-то из лавки вбежал с улицы и сказал, мол, там на улице принц Савара бегает и убивает всех, кого встретит. Откуда он взялся? Ну откуда ж мне знать? Выпустил его кто из кургана, наверное, когда эти драгоценности искали. В общем, нам-то тогда не до того было. Хорошо, у хозяев лавки нашлось, куда укрыться, и для меня местечко нашлось. Спрятались мы и пересидели — я деньги досчитала наконец, да посмотрела, как они четки нижут, красивые четки получились.
Вернулась я во дворец с покупками, а там тоже суматоха. Нет, ну, не такая, как на дороге была… по-благородному там все было, но все равно суматошно. Только что в наших покоях и было тихо — сидели все, покупки разбирали, да вина немножко выпили, госпожу мою поминая. А снаружи шумели… Потом еще оказалось, что птица Нуэ прокричала-таки. Да нет, не умер император тогда, ты сам, что ли не знаешь? Я уж не знаю, как там все вышло, но в последний момент спасли его. И принца Савару остановили, хотя народа он поубивал порядочно. Дочку господина Исоноками убил, я слышала — совсем молоденькая была девочка, моложе меня. И стен он порушил изрядно, красоты-то много тогда погибло.
Но я это все только потом увидела — выходить-то наружу особо не хотелось, пока суета такая творилась. А тем временем случилось вот еще что… Госпожа моя к нам явилась. Ну да, умерла. Призраком явилась, видимым всем. И рассказала она, что господина Исоноками после кончины его богом смерти сделали, шинигами, как приличествует такому важному господину. А она уж как просила оставить ее рядом с ним, не разрешили ей. Ну да все равно ей хоть какое да счастье вышло, разрешили ей к нам хоть как вернуться да не скучать, турниры поэтические посещая… Все лучше так, чем никак.
Мне поначалу странно было с госпожой говорить, но она и не изменилась ничуть. И меня не забыла, все такая же добрая осталась; сказала мне потихоньку, где у нее денег было немного припрятано, чтоб я забрала. На те деньги я, когда в городе потише стало, сбегала в лавку еще раз да четки купила, самые красивые да длинные. О госпоже в память. Ну да, не буддистской я веры, мне нашей ками хватало и хватает, а все-таки…
А утихать-то все стало, говорят, после того, как драгоценности те нашли да вернули на место. Нет, я их не видела, но видела дракона, который, говорят, помог их на место вернуть. Да нет, в человеческом облике видела, солидный такой господин. Дочку его потом, в благодарность за помощь, за господина правого министра выдали.
А как совсем спокойно стало, градоначальник собрал горожан да вывел их на церемонию проявления верноподданничества. Ух, как же они кричали «Десять тысяч лет императору», аж в ушах закладывало. Я-то? Нет, я не пошла, я их из дворца слушала, их сложно было не услышать. А потом им император рукавом помахал, и они разошлись.
Да вот, почти и закончила я. После той церемонии вскорости как раз и объявили, что столицу переносят. А как же, конечно — сколько несчастий в этой-то приключилось. Ну и стали мы все собираться, но как столицу перевозили — это совсем неинтересная история. А из интересного я тебе, писец, вот еще что скажу: помнишь, поминала я знакомицу свою, О-Ками-сан? Это мико была, что служила своей ками, бумагу складывая… так она рассказывала, еще когда я ее в детстве знала. А только все было совсем даже не так… Она сама та ками и была, богиня, что складывает человеческие души! Вот так, я с ками запросто разговаривала, сама того не зная!
А потом жизнь и пошла дальше, как ей предписано. Я что? Я дальше во дворце служила, хоть такой госпожи, как Кагэро-сан, уже не встречала. Но жилось мне неплохо; после тех событий госпожа великая императрица лично сказала, мол, тебя, Цубамэ, за твою верную служб, надо в ранге повысить и мужа хорошего найти. И так оно и вышло. Хорошую я жизнь прожила, а только те дни навсегда в памяти остались. Ну да теперь, может, и тебе история моя пригодится, и еще кому — пусть люди знают, что было.
Конец.
-
-
07.08.2006 в 22:24-
-
07.08.2006 в 22:35-
-
08.08.2006 в 01:10Да-а-а... Что тут скажешь? Пиши исчо, аффтар!!!
-
-
08.08.2006 в 01:16-
-
08.08.2006 в 01:23-
-
12.08.2006 в 12:20-
-
12.08.2006 в 12:27-
-
12.08.2006 в 13:05Минамото - но - Кейко (по мужу - ТАТИБАНА)
-
-
12.08.2006 в 13:11А вообще рада, что понравилось.