sugar and spice and everything nice
Суббота, и та не целиком — слишком много всего случилось.
читать дальше
А на следующий день случилось столько всего, что я и не знаю, с чего начать. Много времени прошло, и я уж, верно, позабыла, что за чем следовало. Ну да если и остался кто-то, кто помнит те дела лучше моего, пусть он меня простит за ошибки.
Утром все фрейлины собрались в покоях младшей императрицы, ну и я там тоже сидела, слушала. Разговаривали они про вчерашний турнир, где госпожа победила. Оказывается, она там поспорила с тем главным господином Татибаной, что мне вчера попался, и он с ней грубияном оказался почище, чем со мной — наверное, служанке ему грубить неинтересно, что служанка?
Ну да госпожа у меня умница была; она ему стихотворение написала, язвительное такое, про то, что он-де нос задирает. Я знаю, я там была, пока она его писала, а потом относила ему то стихотворение. Он тогда как раз у ворот стоял, и госпожа видела, как он читал письмецо. Уж так, говорит, скривился… Я-то сама не видела, я прочь уже пошла, да что там — я уже видела, как он кривится.
А еще в тот день девушку убили, одну из служанок наших. Я-то с ней особо дела не имела, я все при госпоже, а она у Тэйдзи-сама, у распорядительницы была, но знать ее знала, как же не знать. О-Коги ее звали, кажется. Я не видела ее мертвую, только выбежала из дворца на крик, а мне люди и сказали, что там она лежит. Я край кимоно видела, по нему и узнала. И хорошо, что не видела. О-Коги-тян-то как умерла, ее нечисть погрызла. Как того жреца. И лицо с нее сняла…
Вот тут уже стало страшно мне. Я ведь как про себя думала до тех пор: служанок никто особенно не замечает, ни важные господа, ни еще кто. Так, под руку если попадешься, обругать могут… А получается, и съесть могут, если под руку попадешься.
А с другой стороны, ну испугалась я, и что? Не пойду ж я обратно в покои, за сёдзи прятаться? Мое дело бегать куда пошлют, да ками просить, чтоб защитила. Ну да, я знаю, наша ками далеко, но кого еще просить? Вдруг она за меня да замолвит словечко перед здешними ками; нас у нее вроде не так и много.
Так что даже хорошо, что у меня в тот день дел хватало. После того, как О-Коги нашли, чиновники еще больше засуетились — до того, небось, думали, что нечисть ушла, ан нет, вот она. Господина Ходзё, брата госпожи моей, назначили расследовать все эти дела, а служанки все остальные словно попрятались куда, так что мне не только письма носить пришлось, но и искать то одного важного господина, то другого. А покои чиновные во дворце не у всякого есть, так что намучилась я с ними…
Особенно я с госпожой Накатоми-но Исанэ намучилась. Я и не знала-то ее совсем, пришлось у людей спрашивать, как она выглядит, а господин Ходзё говорит — ищи. Ну я бегала, бегала, у всех спрашивала, ноги свернула… Потом на дороге возле дворца встречаю господина Ходзё опять, он к господину судье Тайра шел, у которого мы вчера были. Я ему — мол, так и так, а он мне — ищи, а когда найдешь — пусть ищет меня у левого министра, а не будет — пусть ждет.
Иду я дальше, а навстречу мне та госпожа Накатоми, я ее по описаниям узнала. Я к ней, спрашиваю, она ли, а потом и излагаю ей, мол, идти к левому министру, ждать господина дайнагона, в смысле, господина Ходзё нашего. Она и пошла. А того я ей и не сказала, что видела господина Ходзё только что, и что он в другую сторону пошел, его еще догнать можно было. Она потом еще долго у покоев левого министра сидела, ждала, я ее видела. Ничего, пусть посидит, я подумала. Кто сидит на одном месте, того искать легче.
Еще в то утро церемония была, на старшего принца шапку надевали — это значит, он теперь официально в мужчинах числился. Меня-то не позвали, конечно, ну да я подглядела немножко из-за сёдзи. Ничего церемония была, много внушительных господ и дам, но долго глядеть неинтересно было, они все сидели на одном месте, а что говорили они, то мне не слышно было.
Днем в тот день было в Исэ паломничество, и я там тоже была. Его я хорошо помню, а вот что из событий до него было, а что после, то я не всегда помню. Ну да ладно, не кривись, писец, я расскажу, что вспомню, а там уж если найдешь того, кто тебе поправит историю, тогда исправишь. Только вряд ли кого найдешь — кто ж тебе такие глупости вспоминать будет, кроме служанки?
Помню, опять к Татибана я бегала, кажется, перед самым паломничеством. Это опять одна из фрейлин старшей императрицы меня послала, госпожа Сэй Сёнагон ее звали. А все же у нашей госпожи императрицы фрейлины были не чета тем… Там ведь как вышло: дает она мне письмецо, мол, отнеси господину Татибана-но Наримицу, я тебе заплачу. Ну, побежала я в усадьбу ту, благо запомнила хорошо, где она находится. Прибежала, запыхалась вся — вроде все равно заплутала немножко, а мне и говорят там, мол, не живет у нас такой, а где живет, не знаем. Что делать? Я во дворец, стала опять военных господ расспрашивать, а мне и говорят — в отъезде господин Наримицу, и давно. Тут я совсем удивилась, и побежала в покои старшей императрицы, заглянула — так мол и так, госпожа, говорю, нету его. Слышу, они там шушукаются, и говорит мне госпожа Сэй Сёнагон — ах, мне другой совсем Татибана был нужен, Татибана-но Митихиро, очень просто запомнить имя.
Ну что мне сказать? Побежала я в усадьбу Татибана во второй раз, поминая всех Татибана совсем уж нехорошими словами. Кто их заставлял селиться на таком отшибе? И видно, не одна я их в те дни так поминала, потому что случились с господином главным Татибана всяческие неприятности… Что, не слышал про такое, писец? Я скоро расскажу, когда дело до того дойдет. А пока только добавлю, что у госпожи Сэй Сёнагон с тем господином Митихиро дело на лад пошло, я и потом им письма носила. Даже когда он на посту стоял у императорских покоев! Видно, и тогда о ней думал… Когда столицу переносить решили, госпожа Сэй Сёнагон уже и намекала, мол, они о женитьбе подумывали.
Еще я для госпожи Юси письма носила. Это госпожа Отомо-но Юси, значит, тоже фрейлина госпожи нашей младшей императрицы. По совести сказать, мне и неудобно немножко было, потому что она сразу просила, пусть, мол, моя госпожа о том не знает ничего. Ну да я согласилась — жалко мне ее было, сразу видно было, мучается. Она ведь письма-то все писала брату моей госпожи, господину Ходзё (это старшему, значит. Она потом и младшему писала, ну да это другая история) — люди говорили, он к ней раньше ходил, а потом перестал. Письма-то я все носила и носила, а ответных писем не было — позабыл он госпожу Юси, значит.
Хотя с ответными письмами странность была, потому что позже, в покоях императриц — там подняли сёдзи к вечеру и объединили их, когда турнир был. Нет, я не сбилась, писец, про это я потом расскажу, но должна ж я объяснить, как все вышло, — пошли разговоры про письма, и меня тоже спрашивали дамы, так госпожа великая императрица сказала мимоходом, что господин дайнагон (это наш господин Ходзё, значит) два раза через нее письма передавал. Один раз, мол, она сама предложила, видя, как он сокрушается, что-де посыльного не найти, а второй раз уже и он сам попросил. Только я думаю, это шутила так госпожа великая императрица. Как же это может быть, чтоб дайнагон фрейлине письма передавал через великую императрицу!
А вот потом, кажется, мы и отправились в Исэ. Долго собиралась процессия, ой долго, я кой с какими письмами сбегать успела и вернулась, а они все у ворот толпились. Ну да наконец тронулись и поехали. Госпожа моя по-прежнему в своем паланкине была, а я за ней, хотя там такая толкотня была, что пару раз путалось все и сбивалось, кто за кем едет, столько было важных господ.
Доехали мы до Исэ, и все в храм вошли, руки омыли у входа и уселись. В Исэ ведь зачем отправились — там пляски были, кагура. Я, конечно, издали на них смотрела, всех важных господ вперед себя пропустив, но и мне видно было неплохо. Внушительное это было зрелище; у нас-то дома когда мацури празднуют, совсем не так пляшут, а по-буйному, по-веселому. Тут, конечно, все куда церемоннее было — жрицы важные, нарядные, ведь среди них сестра самого императора была, и движутся-то как плывут… Залюбуешься. Хотя в пляс самой броситься, конечно, не тянуло.
Ну вот, сидели мы там, сидели, смотрели, а потом жрица по рядам пошла, с чашей. Пожертвования собирать. И я тоже монетку дала, благо подзаработала за последние дни, а как же местную ками-то не уважить. Особенно когда в окрестностях такие дела творятся. Она, конечно, ками слишком важная, чтоб за простой служанкой приглядеть, но сердить ее не стоит — мало ли что.
Только получилось потом, что и ками не всегда помогает тем, за кем должна присматривать, потому что когда мы уже собирались выехать, принцу плохо стало. Это старшему принцу, значит, которого тем утром в мужчины произвели. Младший и не поехал вовсе: ему сон был дурной той ночью, и оммёдзи сказали, лучше не ездить. Он во дворце остался с теткой своей, госпожой Химико, сестрой младшей императрицы — у нее как раз только закончились дни удаления.
Ну вот, а старшему принцу еще в храме стало плохо — им, бедным, должно быть, очищение потом производить пришлось, раз он заболел там. Вывели его наружу, но лучше ему не стало, пришлось уложить, и он уж еле живой был. Я сама не видела, слишком много народу столпилось, но там люди переговаривались, говорили друг другу, что происходит. Думали, не жилец он совсем, и господина Сеймея искали, да и лекаря тоже. Но, помнится мне, не нашли ни того, ни другого, а зато привели ученика господина Сеймея — кажется, он тоже из Накатоми был. Он и вылечил принца, полегчало тому достаточно для того, чтоб во дворец вернуться. Только вот что это такое было, и он сам тоже не знал.
И вернулась вся эта наша процессия во дворец.
Продолжение, опять-таки, следует...
читать дальше
А на следующий день случилось столько всего, что я и не знаю, с чего начать. Много времени прошло, и я уж, верно, позабыла, что за чем следовало. Ну да если и остался кто-то, кто помнит те дела лучше моего, пусть он меня простит за ошибки.
Утром все фрейлины собрались в покоях младшей императрицы, ну и я там тоже сидела, слушала. Разговаривали они про вчерашний турнир, где госпожа победила. Оказывается, она там поспорила с тем главным господином Татибаной, что мне вчера попался, и он с ней грубияном оказался почище, чем со мной — наверное, служанке ему грубить неинтересно, что служанка?
Ну да госпожа у меня умница была; она ему стихотворение написала, язвительное такое, про то, что он-де нос задирает. Я знаю, я там была, пока она его писала, а потом относила ему то стихотворение. Он тогда как раз у ворот стоял, и госпожа видела, как он читал письмецо. Уж так, говорит, скривился… Я-то сама не видела, я прочь уже пошла, да что там — я уже видела, как он кривится.
А еще в тот день девушку убили, одну из служанок наших. Я-то с ней особо дела не имела, я все при госпоже, а она у Тэйдзи-сама, у распорядительницы была, но знать ее знала, как же не знать. О-Коги ее звали, кажется. Я не видела ее мертвую, только выбежала из дворца на крик, а мне люди и сказали, что там она лежит. Я край кимоно видела, по нему и узнала. И хорошо, что не видела. О-Коги-тян-то как умерла, ее нечисть погрызла. Как того жреца. И лицо с нее сняла…
Вот тут уже стало страшно мне. Я ведь как про себя думала до тех пор: служанок никто особенно не замечает, ни важные господа, ни еще кто. Так, под руку если попадешься, обругать могут… А получается, и съесть могут, если под руку попадешься.
А с другой стороны, ну испугалась я, и что? Не пойду ж я обратно в покои, за сёдзи прятаться? Мое дело бегать куда пошлют, да ками просить, чтоб защитила. Ну да, я знаю, наша ками далеко, но кого еще просить? Вдруг она за меня да замолвит словечко перед здешними ками; нас у нее вроде не так и много.
Так что даже хорошо, что у меня в тот день дел хватало. После того, как О-Коги нашли, чиновники еще больше засуетились — до того, небось, думали, что нечисть ушла, ан нет, вот она. Господина Ходзё, брата госпожи моей, назначили расследовать все эти дела, а служанки все остальные словно попрятались куда, так что мне не только письма носить пришлось, но и искать то одного важного господина, то другого. А покои чиновные во дворце не у всякого есть, так что намучилась я с ними…
Особенно я с госпожой Накатоми-но Исанэ намучилась. Я и не знала-то ее совсем, пришлось у людей спрашивать, как она выглядит, а господин Ходзё говорит — ищи. Ну я бегала, бегала, у всех спрашивала, ноги свернула… Потом на дороге возле дворца встречаю господина Ходзё опять, он к господину судье Тайра шел, у которого мы вчера были. Я ему — мол, так и так, а он мне — ищи, а когда найдешь — пусть ищет меня у левого министра, а не будет — пусть ждет.
Иду я дальше, а навстречу мне та госпожа Накатоми, я ее по описаниям узнала. Я к ней, спрашиваю, она ли, а потом и излагаю ей, мол, идти к левому министру, ждать господина дайнагона, в смысле, господина Ходзё нашего. Она и пошла. А того я ей и не сказала, что видела господина Ходзё только что, и что он в другую сторону пошел, его еще догнать можно было. Она потом еще долго у покоев левого министра сидела, ждала, я ее видела. Ничего, пусть посидит, я подумала. Кто сидит на одном месте, того искать легче.
Еще в то утро церемония была, на старшего принца шапку надевали — это значит, он теперь официально в мужчинах числился. Меня-то не позвали, конечно, ну да я подглядела немножко из-за сёдзи. Ничего церемония была, много внушительных господ и дам, но долго глядеть неинтересно было, они все сидели на одном месте, а что говорили они, то мне не слышно было.
Днем в тот день было в Исэ паломничество, и я там тоже была. Его я хорошо помню, а вот что из событий до него было, а что после, то я не всегда помню. Ну да ладно, не кривись, писец, я расскажу, что вспомню, а там уж если найдешь того, кто тебе поправит историю, тогда исправишь. Только вряд ли кого найдешь — кто ж тебе такие глупости вспоминать будет, кроме служанки?
Помню, опять к Татибана я бегала, кажется, перед самым паломничеством. Это опять одна из фрейлин старшей императрицы меня послала, госпожа Сэй Сёнагон ее звали. А все же у нашей госпожи императрицы фрейлины были не чета тем… Там ведь как вышло: дает она мне письмецо, мол, отнеси господину Татибана-но Наримицу, я тебе заплачу. Ну, побежала я в усадьбу ту, благо запомнила хорошо, где она находится. Прибежала, запыхалась вся — вроде все равно заплутала немножко, а мне и говорят там, мол, не живет у нас такой, а где живет, не знаем. Что делать? Я во дворец, стала опять военных господ расспрашивать, а мне и говорят — в отъезде господин Наримицу, и давно. Тут я совсем удивилась, и побежала в покои старшей императрицы, заглянула — так мол и так, госпожа, говорю, нету его. Слышу, они там шушукаются, и говорит мне госпожа Сэй Сёнагон — ах, мне другой совсем Татибана был нужен, Татибана-но Митихиро, очень просто запомнить имя.
Ну что мне сказать? Побежала я в усадьбу Татибана во второй раз, поминая всех Татибана совсем уж нехорошими словами. Кто их заставлял селиться на таком отшибе? И видно, не одна я их в те дни так поминала, потому что случились с господином главным Татибана всяческие неприятности… Что, не слышал про такое, писец? Я скоро расскажу, когда дело до того дойдет. А пока только добавлю, что у госпожи Сэй Сёнагон с тем господином Митихиро дело на лад пошло, я и потом им письма носила. Даже когда он на посту стоял у императорских покоев! Видно, и тогда о ней думал… Когда столицу переносить решили, госпожа Сэй Сёнагон уже и намекала, мол, они о женитьбе подумывали.
Еще я для госпожи Юси письма носила. Это госпожа Отомо-но Юси, значит, тоже фрейлина госпожи нашей младшей императрицы. По совести сказать, мне и неудобно немножко было, потому что она сразу просила, пусть, мол, моя госпожа о том не знает ничего. Ну да я согласилась — жалко мне ее было, сразу видно было, мучается. Она ведь письма-то все писала брату моей госпожи, господину Ходзё (это старшему, значит. Она потом и младшему писала, ну да это другая история) — люди говорили, он к ней раньше ходил, а потом перестал. Письма-то я все носила и носила, а ответных писем не было — позабыл он госпожу Юси, значит.
Хотя с ответными письмами странность была, потому что позже, в покоях императриц — там подняли сёдзи к вечеру и объединили их, когда турнир был. Нет, я не сбилась, писец, про это я потом расскажу, но должна ж я объяснить, как все вышло, — пошли разговоры про письма, и меня тоже спрашивали дамы, так госпожа великая императрица сказала мимоходом, что господин дайнагон (это наш господин Ходзё, значит) два раза через нее письма передавал. Один раз, мол, она сама предложила, видя, как он сокрушается, что-де посыльного не найти, а второй раз уже и он сам попросил. Только я думаю, это шутила так госпожа великая императрица. Как же это может быть, чтоб дайнагон фрейлине письма передавал через великую императрицу!
А вот потом, кажется, мы и отправились в Исэ. Долго собиралась процессия, ой долго, я кой с какими письмами сбегать успела и вернулась, а они все у ворот толпились. Ну да наконец тронулись и поехали. Госпожа моя по-прежнему в своем паланкине была, а я за ней, хотя там такая толкотня была, что пару раз путалось все и сбивалось, кто за кем едет, столько было важных господ.
Доехали мы до Исэ, и все в храм вошли, руки омыли у входа и уселись. В Исэ ведь зачем отправились — там пляски были, кагура. Я, конечно, издали на них смотрела, всех важных господ вперед себя пропустив, но и мне видно было неплохо. Внушительное это было зрелище; у нас-то дома когда мацури празднуют, совсем не так пляшут, а по-буйному, по-веселому. Тут, конечно, все куда церемоннее было — жрицы важные, нарядные, ведь среди них сестра самого императора была, и движутся-то как плывут… Залюбуешься. Хотя в пляс самой броситься, конечно, не тянуло.
Ну вот, сидели мы там, сидели, смотрели, а потом жрица по рядам пошла, с чашей. Пожертвования собирать. И я тоже монетку дала, благо подзаработала за последние дни, а как же местную ками-то не уважить. Особенно когда в окрестностях такие дела творятся. Она, конечно, ками слишком важная, чтоб за простой служанкой приглядеть, но сердить ее не стоит — мало ли что.
Только получилось потом, что и ками не всегда помогает тем, за кем должна присматривать, потому что когда мы уже собирались выехать, принцу плохо стало. Это старшему принцу, значит, которого тем утром в мужчины произвели. Младший и не поехал вовсе: ему сон был дурной той ночью, и оммёдзи сказали, лучше не ездить. Он во дворце остался с теткой своей, госпожой Химико, сестрой младшей императрицы — у нее как раз только закончились дни удаления.
Ну вот, а старшему принцу еще в храме стало плохо — им, бедным, должно быть, очищение потом производить пришлось, раз он заболел там. Вывели его наружу, но лучше ему не стало, пришлось уложить, и он уж еле живой был. Я сама не видела, слишком много народу столпилось, но там люди переговаривались, говорили друг другу, что происходит. Думали, не жилец он совсем, и господина Сеймея искали, да и лекаря тоже. Но, помнится мне, не нашли ни того, ни другого, а зато привели ученика господина Сеймея — кажется, он тоже из Накатоми был. Он и вылечил принца, полегчало тому достаточно для того, чтоб во дворец вернуться. Только вот что это такое было, и он сам тоже не знал.
И вернулась вся эта наша процессия во дворец.
Продолжение, опять-таки, следует...
-
-
04.08.2006 в 11:56-
-
04.08.2006 в 11:58-
-
04.08.2006 в 12:07-
-
04.08.2006 в 12:30-
-
04.08.2006 в 12:35-
-
04.08.2006 в 12:42Ага, вот потому я и подпрыгиваю в предвкушении
-
-
04.08.2006 в 12:46-
-
04.08.2006 в 12:56Ну не было под рукой других посыльных, когда они были так нужны, пришлось злоупотреблять монаршей добротой
-
-
04.08.2006 в 12:59Так посыльных, по-моему, на весь дворец я и иногда Изуру. Не знаю как он, а я точно на части делиться не умею.
-
-
04.08.2006 в 13:46-
-
04.08.2006 в 13:52-
-
12.08.2006 в 12:58Супруга племянника господина Татибана но Томомаса. А господин наш вовсе не грубиян, а суровый муж, озабоченный государственными делами. Сами знаете, что у нас творилось...
-
-
12.08.2006 в 13:02