[AnotherLady]

Скорее всего, все, кому это может быть интересно, уже читали, но принцекинковое сообщество, кажется, завяло, так что пусть драбблики мои полежат здесь.

Фуджи/Мизуки

Солнечный свет, заглянувший в окно, осветил зрелище, скажем прямо, изрядного беспорядка. Свитер на полу у двери, носок на мониторе компьютера, стопка книг и бумаг… уже не стопка, а россыпь опять-таки на полу. Две пары брюк, сложившиеся в странную фигуру направлением к кровати.

Двоим на кровати было совершенно не до беспорядка. У них были дела поинтереснее.

Они спали.

Сладким сном совершенно удовлетворенных жизнью и физической активностью молодых здоровых людей.

Ну, во всяком случае, спали они, пока солнечный лучик из окна не добрался до лица менее предусмотрительного из них (то есть менее закутавшегося в простыни).

А когда Мизуки Хаджиме не спал, окружающие тоже не спали. Потому что Мизуки Хаджиме требовал к себе внимания.

Правда, чтобы привлечь к себе это самое внимание, он вполне готов был уделять внимание окружающим. Активно, старательно, и со вкусом…

… вот только зеркала ему не хватало.

Так, во всяком случае, думал безжалостно выкопанный из-под простыней Фуджи Шьюске, глядя на то, как Хаджиме старается изысканно и соблазнительно выгнуться, устраиваясь у него между ногами.

Ну или зеркало было у Хаджиме в голове, и он сейчас подстраивался к своему мысленному отражению.

А не к Шьюске.

Явно пора было принимать меры.

— Мммм, Ханаме, — хрипло прошептал он. Издал протяжный вздох. Прислушался. Добавил полустоном: — Да-да, Ханаме, вот так…

Удовлетворенно прикрыл глаза, услышав, как у Хаджиме перехватило дыхание (от возмущения. От возмущения у него всегда перехватывало дыхание с легким всхлипом, немного напоминавшим щелчок).

— Ханаме? — К восклицанию наверняка прилагалась драматическая поза, но с драматическими позами Хаджиме вечно перебирал. На этот счет тоже пора было принимать меры… Но не сейчас (если он все сделал правильно). — Ханаме?! Ты… Ты… Сейчас я тебе напомню, кто это здесь с тобой!

Последнее, о чем подумал Шьюске, прежде чем окончательно отвлекся — это что воспитывать себе подходящих противников, оказывается, задача трудоемкая. И требующая постоянного внимания. Хотя есть в этом свои прелести… Ладно, опять-таки не сейчас.

А беспорядок в комнате стал еще хуже — простыни перекочевали с кровати на пол. Впрочем, двоим на кровати было не до того. И солнечный свет тоже не возражал.

* * *

Фуджи/Тачибана

С утра на столе стояла ваза с цветами. Скромный, но изящный букет. Кажется, решил Киппей, он что-то пропустил…

На всякий случай Киппей даже спросил у Шьюске, не пропустил ли он чего. Тот только улыбнулся, даже не приоткрыв глаз, и сказал, что завтрак скоро остынет.

И еще он сказал: «Сегодня пять лет». Потом сказал, когда провожал Киппея у двери.

Весь день Киппей пытался вспомнить, что же он пропустил. Пять лет, пять лет.… Пять лет назад они заканчивали младшую среднюю школу. Пять лет назад Фудомине вырвались на Национальный. Но вот чтобы прямо в этот день.… У него всегда была плохая память на даты! И Шьюске прекрасно знал, между прочим, что у него плохая память на даты. И полтора месяца назад, в их первую годовщину, просто напомнил ему, и все.

Что же он пропустил?

После занятий, по пути в школу, где он помогал тренировать малышню, Киппей забежал в оранжерею, куда его обычно таскал Шьюске. Тамошняя хозяйка знала, какие кактусы у Шьюске есть, и вдруг у нее найдется что-то новенькое…

Новенькое нашлось. Это, конечно, проблемы не решало — но все-таки.

Когда он вернулся домой, в квартире было тихо. Букет все еще стоял на столе, а он так ничего и не вспомнил.

Шьюске вошел на кухню неожиданно и почти беззвучно. Увидел кактус у него в руках. Улыбнулся — взаправдашней улыбкой.

— Пять лет? — сказал Киппей.

— Пять лет назад… — протянул Шьюске задумчиво. — Перед финалом Канто. Ты как раз лежал в больнице.

— … а ты пришел меня навестить, — подхватил Киппей обрадованно; тот день встал у него перед глазами как живой. — И цветы почти такие же, точно! Я не мог поверить…

— Я тогда очень жалел, помнится, — сказал Шьюске все так же задумчиво, но в глазах у него танцевали смешинки, — что ты в гипсе, и кровать узкая…

Киппей отчаянно покраснел.

— Ну… Я, вообще-то… тоже жалел. Просто…

— Между прочим, — заметил Шьюске неожиданно деловитым тоном, — за две остановки от нас есть заброшенная больница. Ее уже год как собираются снести, но пока здание и мебель на месте, а внутри никого.

Киппей чуть не уронил кактус.

А потом, когда кактус уже был в безопасности на столе, а Шьюске укоризненно качал головой, он безудержно расхохотался.

— Ну, поехали тогда, что ли, — сказал он наконец, отсмеявшись.

* * *

Про заброшенные здания часто рассказывают всякое, особенно про больницы. Но о больнице у рынка слухи стали ходить совсем недавно, с лета. Говорят, там слышали странные звуки.… Но что за звуки, никто толком сказать не может. Кое-кто из слышавших до сих пор вздрагивает, вспоминая. Ну, кое-кто, правда, и краснеет.