Записки из-за дальней сёдзи

[AnotherLady]

... aka отчет персонажа. Часть первая, ибо оно получается длинное.





Я, Цубамэ, всего лишь простая служанка, дочь крестьянина, и не мне тягаться с учеными придворными дамами — я и имя-то свое с трудом разбираю по-написанному. Но и я была свидетелем странных и необычных событий во время своей службы во дворце. Нашлись мудрые люди, которым было интересно, что видела служанка, а один человек даже вызвался записать мой рассказ. Надеюсь, ты все изложишь правильно, писец.



Все рассказывать я и не буду, не беспокойтесь — слишком длинная вышла бы история. Но вот те дни в 12 году эры Темпё, что прошли от Танабаты до переноса столицы, врезались мне в память накрепко. Их и вспомню.



Была я тогда совсем молода, и только несколько месяцев как приехала в столицу из деревни. Тетушка моя, женщина достойная и добрая, устроила меня на службу во дворец и сама проследила за моим обучением. Поставили меня прислуживать госпоже Ходзё, которую все звали Кагэро, даме прелестной и грустной. Я, конечно, ужасно беспокоилась, боялась, что опозорюсь да не понравлюсь госпоже. Да и было чему меня занять, и дел хватало, и зрелищ — от нарядов фрейлин младшей императрицы, которой служила моя госпожа (а уж она-то там была краше всех. И не усмехайся так, писец, ты таких дам уж точно не видывал) до народа в городе и во дворце, лавок, кабаков… Всегда было куда сходить, на что посмотреть да что послушать. Говорили, правда, уже тогда, что недоброе творится, и за две недели до Танабаты господина одного, главного жреца во дворце, Накатоми его звали, нашли мертвым, нечистью погрызенным. Я бы испугалась, наверное, если б дома такое случилось, а тут пугаться было некогда, и потом, там были важные господа, кому этим заняться, колдуны-оммёдзи, мико всякие — они такие занятые и деловитые ходили, что вроде бы и все в порядке было, по мне.



А к Танабате слухов стало больше. Даже и не вспомнить сейчас, что говорили, во дворце да в городе много всякого разного было, но тревожно стало на душе. Я, правда, старалась особо про это не думать. Я еще только привыкала госпоже прислуживать, да еще письма носила — молодая была, бегала быстро. Вроде и не так много писем госпожа моя писала — в основном братьям своим — старшему господину Ходзё, что был тогда вторым дайнагоном при левом министре (ну да, запомнила я его чин. Ты бы тоже запомнил, писец, если б тебе приходилось столько про него спрашивать по всему дворцу. Занятой был господин, никогда на месте не сидел), да младшему, что в оммерё служил. Я слышала, что у госпожи дочка есть в провинции, служанки другие говорили, но вроде больше никому она писем особенно не писала… тогда не писала.



Зато другие писали. Я как раз с поручением бегала, как поймала меня одна из фрейлин старшей императрицы. Не помню, как звать ее, я фрейлин старшей императрицы не очень хорошо знала, но супруг ее был племянником господина Татибана. Самого главного господина Татибана, то есть. И говорит она, мол, скучает по мужу очень и хочет письмо послать, и если я не занята, не сбегаю ли я с письмом, она мне заплатит. Ну, я, конечно, сбегала у госпожи спросилась, и она сказала, мол, сбегай, Цубамэ, ты мне пока не нужна. Я и согласилась — что бы не сбегать, да и денежку поднакопить не мешало. Отец-то обо мне бы позаботился, да я же сюда пришла потому, что в деревне жить не хотела, а значит, самой о себе надо было заботиться. Три монетки дала госпожа, и сказала, в какой стороне усадьба. Я и побежала.



Она сказала, конечно, что усадьба Татибана на краю города, только я и сама не ожидала, на каком далеком краю. Не сосчитать, сколько я раз о кочки спотыкалась, сколько плутала, сколько раз дорогу спрашивала. Будто прОклятое какое место оказалось. И когда я нашла его, толку от этого было чуть — вышла оттуда барышня да сказала, мол, тот господин Татибана, что мне нужен был, сейчас во дворце. Вот я помянула нехорошими словами и господина Татибана, и усадьбу его, и супругу его. И побежала обратно — а что делать, коли взялась за дело?



А во дворце-то народу множество, и все бегают туда-сюда, и военных хватает, а я этого господина не знаю. Ну я стала всех спрашивать, мол, где его найти — мне и сказали, у левого министра он. Я подглядела в щелочку — военный господин у левого министра только один был. Я села, стала ждать.



Выходит этот самый господин, я и говорю — господин Такой-то Татибана, вам письмо. Он письмо-то берет, а губы кривит, и говорит — мол, я не тот, кто вам нужен. Ой, как он губы кривил нехорошо, я аж перепугалась. Но сказал тот господин все-таки, что укажет мне того, кто мне нужен. И правда указал. А сам он был, мне потом сказали, тот господин Татибана, что самый главный у них — Татибана-но Томомаса.



Ну хоть фрейлина та довольна осталась. Она потом мне еще монетку дала.



Вернулась я в покои младшей императрицы, где госпожа была, и стала ждать, что дальше делать надо будет. А младшая императрица там тоже была, и сказала она моей госпоже, что вечером будет поэтический турнир, а потом она хочет, чтоб моя госпожа поехала к господину дворцовому судье Тайра-но Масаеши, у него вечером празднество будет в честь Танабаты, и там будет господин левый министр, батюшка ее (младшей императрицы, то есть), и чтоб госпожа моя на том празднестве хозяйкой была.



Ну вот, и поехали мы с госпожой к этому господину судье — договориться насчет празднества. То есть, госпожа поехала, в паланкине, а я рядом шла — кто ж служанок в паланкинах возит?



Приехали мы туда — дом шикарный, ворота красные, а внутри беспорядок. Господин судья только еще приехать откуда-то изволил, и в доме ничего готово не было. Госпожа моя сказала ему, что прием будет после турнира, не сейчас, так он уж так обрадовался… А меня, сказано было, на кухню к господину судье пошлют, помогать. А я что? На кухню так на кухню, я все равно еще никого так не знала, чтоб праздновать позвали, а тут и не соскучишься, и, опять-таки, если хорошо все сделать, важные господа заметить могут.



Ну, поехали мы обратно во дворец, а там уже к турниру готовились. Госпожу Нидзё, фрейлину великой императрицы, позвали этот турнир судить. Покои великой императрицы рядом с нашими были, я через ширму-то и подслушала, что там творилось. Принесли госпоже Нидзё приглашение от императора быть на турнире и судить, а самой госпоже великой императрице не прислали, стыд-то какой. Она, госпожа великая императрица, то есть, даже хотела не ходить, да уговорили ее, кажется, не обижаться. А письмо это, для госпожи Нидзё, было подписано «Дайнагон». А дайнагонов-то четверо! Невежливо как получилось, госпоже Нидзё гадать пришлось, что за дайнагон (кажется, один из тех, что у правого министра. Уж точно не наш дайнагон, почтенный брат моей госпожи, то есть — он всегда господин церемонный был). Госпожа Нидзё даже хотела написать ответ и подписаться «Фрейлина», уж не знаю, написала ли.



А на время турнира госпожа отпустила меня — там важные господа были, не ниже седьмого ранга, мне там делать нечего. Ну, мою госпожу пригласили участвовать, конечно. Она хорошо стихи писала, госпожа моя, это все говорили…



Вот, значит, пошла я на это время в город, погулять, посмотреть, что и как. Встретила там старую знакомицу свою, госпожу О-Ками-сан, бродячую мико, что в деревню нашу заходила, когда я маленькой совсем была. Уж казалось бы, что ей девчонка сопливая, а она со мной тогда разговоры разговаривала, рассказывала всякое, так что наткнувшись на нее, когда в столицу приехала, я ей о себе напомнила. Все же всякое в мире творится, а с мико знакомой как-то спокойнее…



Когда я во дворец вернулась, турнир как раз закончился! А госпожа моя в нем победила, хотя она там из дам единственная участвовала. Ну, потом мы поехали к господину судье Тайра-но Масаеши, как и было велено госпожой младшей императрицей, только у них там все еще не было ничего готово совсем. Так что госпожа меня на кухню послала, и я там весь вечер слугам помогала.



Суеты, конечно, было ужасное множество, и неприятности всякие — будто заклял кто господина судью (а может, и правда заклял? С ним потом неприятность и похуже приключилась…) Костер даже, и тот гореть толком не желал. Господа важные, левый министр да главный оммёдзи, приезжали, да ничего не готово было, они и вернулись — велели послать за ними, когда будет готово. Мы уж засуетились тогда пуще прежнего, и слуги, и домочадцы… Господин судья прямо на кухне переодевался (в самом расцвете сил был мужчина).



Ну, накрыли мы, приготовили все, и гости обратно прибыли. Дамы все за перегородкой сидели, кроме моей госпожи, что господину левому министру прислуживала, так что нам сразу на два стола подавать приходилось. Да-да, и мне тоже — во дворце я и не делала такого никогда, для этого другие слуги, а тут пришлось мне рис разносить, на семь важных господ, и все на коленках. Ну да ничего, вроде и не рассыпала ничего, не перепутала. Потом-то я только дамам за перегородкой чай носила, а еду подавала Йоко-тян, служанка господина судьи.



А пока господа ели, мы на кухне сидели — я, Йоко-тян, господин Изуру, слуга господина Исоноками, главного оммёдзи, еще Юки-сан, вассал господина судьи…Если еще кто был, того не помню — больно весело было. Так что Танабата была не такая уж плохая, хоть и на чужой кухне. Вроде все тогда повеселились; даже господин Изуру, хоть и старый совсем и вдовец, похихикал немножко с Йоко-тян (мне потом люди рассказали, что господин Изуру мертвый был уже шесть лет как, так что с его стороны это было уж точно бесстыдство).



Допоздна господа сидели, видно, весело им было. На улице уж совсем темно стало, когда они расходиться начали. Госпожу мою в паланкин усадили, она меня позвала, и мы тронулись обратно. Она, верно, спать направилась потом — сама была задумчивая такая, но по-другому задумчивая, не как обычно, и меня отослала, сказала, не нужна я ей на сегодня больше. Ну я что? Я так устала, что как вернулась к себе в дальние покои, куда всех новых служанок поселили, сразу и спать легла. Так и прошла Танабата.





Если кто-то все это осилил и желает знать, что было дальше, продолжение следует...