... коньков тут не присутствует, несмотря на тэг, но эти прекрасные люди и без коньков могут.

@темы: видео, фигурное катание

---

"Без подходящей среды, в которой женщины могут пользоваться санузлами, их доступ к участию в общественной жизни в учебных заведениях и на работе ограничен," - сказала Харуко Аримура, японский министр по делам женщин, правительственному форуму Всемирной ассамблеи женщин в Токио в августе (2015). Она даже сказала, что туалеты настолько важны для успехов женщин, что она не против, если она станет известна как "министр туалетов".

Акито Йокояма, архитектор, участвующая в проекте "Туалетный вызов", сказала, что Аримура объяснила, почему она хочет сосредоточиться на туалетах. "Женщины не в состоянии заставить себя зайти в грязные туалеты в общественных парках," - процитировала она слова Аримуры, как пишет журнал Shukan Shincho. "Чтобы позволить женщинам, работающим вне дома, преуспевать, необходимо улучшить обстановку в общественных туалетах"."

(отсюда)

Очень круто (они там еще и обдумывают, как бороться с очередями в женские туалеты), но я хочу посмотреть, как в понимании японцев выглядит грязный туалет. Просто для общего развития.

@темы: ссылки, Япония

---

О, почти не пропустила, вчера моему дайри исполнилось двенадцать лет.

... господи, ужас какой, что я тут до сих пор делаю? Что здесь делают ПЧ, я уже даже и не спрашиваю.

@темы: блоггерское

---

Бывает такая забавная стадия усталости, когда особенно отчетливо ощущаешь, как работает твоя психика. Нет, я это и вообще неплохо отслеживаю, но тут особенно кристально четко - начинаешь машинально грузиться по какому-нибудь вопросу, и вдруг чувствуешь, как щелкает предохранитель и это все отрубает, "нет, грузиться не будем сейчас, у нас нету на это сил". Любопытное ощущение.

... нет, я сейчас не настолько устала, хотя устала))) Просто вспомнилось.

@темы: себялюбие в разрезе, и вправду размышляю вслух

---

18.02.2016 в 00:23

Пишет  IQ-sublimation:

Буковинский Шиндлер. Праведник народов мира

Если бы Спилберг знал об этом черновицком адвокате, то, возможно, снял бы фильм именно о нем. Шиндлер, ставший всемирно известным благодаря творению Спилберга, спас 1400 жизней, на счету черновчанина Траяна Поповича — 20 тысяч.
Лишь в конце декабря 2008 года городские власти приняли решение установить мемориальную доску в память о нем. А ведь уже много лет памятник Поповичу стоит в столице Израиля Тель-Авиве, и он признан израильскими институциями праведником Мира.
Однако это имя почти не известно на Буковине, а тем более в Украине. С точки зрения советских идеологов, чиновник профашистского режима не мог совершить что-то достойное доброй памяти. Постсоветские идеологи, которые, увы, от советских не очень отличаются, вероятно, по инерции придерживаются такого же мнения. Собственно, только с установлением мемориальной доски черновчане узнали, что Траян Попович спас жизни 20 000 их земляков.
Будучи высокопоставленным чиновником режима Антонеску (военного диктатора Румынии, союзника Гитлера), мэром Черновцов (1941—1942 гг.), Попович отказался выполнить приказ о депортации черновицких евреев в лагеря Транснистрии. Мало того, он убедил власти в своей правоте и добился изменения решения: 20 000 черновицких евреев остались в городе.
Попович умер сразу после войны, в 1946 году. Но успел написать лаконичные воспоминания, которые назвал «Исповедь». К сожалению, ни на русский, ни на украинский язык их так и не перевели, доступны румынская и английская (сокращенная) версии. А ведь этот документ достоин того, чтобы войти в учебники истории. Уверенность в своей правоте, дар убеждения позволили Поповичу заставить нацистских чиновников отказаться от массового убийства. К сожалению, случай исключительный для того времени.

Как это происходило?

Несколько цитат из «Исповеди».

Несколько цитат из «Исповеди».

«Как в старинных храмах, где двери всегда были открыты для всех униженных, где они находили надежду и мужество жить, где еще признавали их право на хлеб и жизнь, черновицкая мэрия принимала все заявления и обращения евреев. В газете «Буковина», официальном органе правительства, который контролировался министерством пропаганды, появились подлые атаки на меня. Еврейское население издевательски называли «народ Траяна».
Мои действия были продиктованы не только этическими соображениями, но и надеждой, что в этой буре страстей мне удастся каким-то образом создать моральный оплот, и когда-то в будущем он будет свидетельством того, что прощения заслуживают не только некоторые — но удостоверит невиновность большинства румын.
Понятно, что характер моих действий не способствовал консолидации с губернатором (генералом Калотеску), он дистанцировался от меня. Тем не менее, ни у кого не хватало мужества начать решающий разговор. Однажды, заметив его холодность ко мне после беседы, в которой я предлагал немного приструнить энтузиазм военных властей, я попросил отставки. Однако генерал ответил: «Подождите с отставкой. Я признаю вашу работу. У меня есть опасение, что если вы покинете меня, я останусь один, и никто не сможет заменить вас». Кроме того, меня сдерживало одно обстоятельство: я уходил от тех, для кого был единственной надеждой.
Не было и намека на то, что готовится на самом деле. Но просачивались все более тревожные слухи. Интересно было то, что евреи оказались лучше проинформированы и, исполненные ужаса, просили у меня помощи. Они все еще верили в чудо.
Кажется, это было 29 сентября 1941 г., меня вызвали на заседание относительно нового гетто. Здесь, в канцелярии губернатора, были представители сигуранцы (тайной полиции), политической полиции, апелляционного суда. Губернатор потребовал от меня конкретного предложения относительно того, как мэрия планирует решать вопрос гетто. В длинной речи я обрисовал особое положение евреев, их вклад в развитие нашего города, особенно во времена Австро-Венгрии (Черновцы принадлежали Австро-Венгрии до 1918 г. — С.В.), их деятельность в коммерции, промышленности, медицине, искусстве и юриспруденции. Затронул другие сферы интеллектуальной деятельности. Особо подчеркнул их законопослушность, проанализировал течения их политической жизни и указал на то, что они, как правило, сотрудничают с правительством и правительственной политикой. В заключение я выступил против создания гетто.
Однако я знал, что нахожусь в меньшинстве со своими убеждениями и боялся большего зла, поэтому пошел на некоторые уступки. Меня проинформировали о том, что немцы через свое диппредставительство требовали скорейшего создания гетто и соответствующий план уже предложен ими. Я был готов к этому и легко противопоставил уже предложенному плану создания гетто свои предложения. Проект я подал губернатору в тот же вечер. Этот документ более чем вероятно должен был вместе с другими пойти на утверждение маршала Антонеску. И я был убежден, что именно этот проект и будет принят, так как слышал от представителей правительства, что маршал склонен сделать систему гетто менее драконовской (кстати, когда гетто было создано, Попович добился для большинства его жителей свободного передвижения по городу, а позже многие вернулись в свои квартиры. — С.В.). Кроме того, я считал, что антиевреейские меры и вовсе в скором времени прекратятся.
Десять спокойных дней предшествовали буре. Девятого октября стало известно, что евреи, сконцентрированные в лагерях Сторожинца, Вижницы, Вашковцов и Лужан, будут высланы в направлении Днестра, 10 октября такое же известие пришло с юга Буковины. Ничего конкретнее известно не было. Речь шла о том, что евреи были вывезены из своих домов, их собрали на пунктах сбора. Десятого октября меня вызвали к губернатору с тем, чтобы я принял меры относительно увеличения выпечки хлеба. Предпо­лагалось, что высланные должны иметь с собою по четыре буханки хлеба.
У губернатора узнал, что решение о массовых депортациях уже принято. В то же время мне стали известны детали. Я узнал, что в соответствии с указом собственность, которую они оставляют, переходит государству, что вещи, которые они берут с собою, будут конфискованы, что им вменяют в обязанность обменять все деньги, дальше их вывезут к пограничным пунктам Атаки и Маркулешты, а уже оттуда распределят по округу Транснистрия.
Мне показалось, что я превратился в камень. Я мог сказать только: «Господин губернатор, до чего мы дошли?» Губернатор ответил: «Что я могу сделать? Это распоряжения маршала, и вы видите здесь представителей генерального штаба». Присутствовали генерал Топор и полковник Петреску из генерального штаба. Нас было четверо. Та невероятно драматичная сцена до сих пор в моей памяти.
Я потерял контроль над собой, стал агрессивным — способ поведения, не слишком обычный в отношениях между губернатором и мэром. Ведь губернатор, кроме всего, был прямым полномочным представителем маршала.
Я указал на ответственность перед историей, которую он несет персонально за то, что происходит, говорил об ущербе для нашей репутации на международной арене, о проблемах, с которыми столкнется Румыния на мирных конференциях, когда мы предстанем перед глазами цивилизованного мира. Я не жалел аргументов, лишь бы обосновать ненормальность предстоящего шага. Говорил о культуре и человечности, традиционной румынской доброте, говорил о варварстве, жестокости, преступлениях и позоре. Призывал к памяти наших предков, которые с презрением относились к жестокости и расизму. Я сказал буквально: «Господин губернатор, французская революция, которая дала человечеству права и свободы, забрала приблизительно 11 800 жертв, а вы находитесь в шаге от того, чтобы отправить 50 тысяч людей на смерть». Указывая на генерала Топора и полковника Петреску, я сказал: «Эти господа вместе с Драгомиром Никулеску умоют руки после того, что они совершат на Буковине. А вы останетесь губернатором и будете отвечать за это лично. Вы не имеете права ставить под угрозу жизнь даже одного человека. В качестве кого вы бы хотели войти в историю? Наряду с Робеспьером? Я, по крайней мере, не хочу покрывать позором свое имя. — Я говорил в экстазе и дрожал от волнения. — У вас еще есть время. Поговорите с маршалом и попросите отложить меры хотя бы до весны». (В 1945 году генерал Калотеску был приговорен к расстрелу, замененному пожизненным заключением, так что Попович действительно давал ему шанс на спасение в этот момент. — С.В.)
Меня слушали молча и неподвижно. Некоторое время держалась глубокая пауза, после чего губернатор сказал: «Господин Попович, господа, меня мучит тот же страх, тем не менее, эти люди здесь для надзора за выполнением приказа. Я также думаю и об этом». Тут его прервал полковник Петреску: «Господин мэр, кто будет писать историю — еврейские негодяи? Я приехал для того, чтобы выполоть сорняки из огорода, вы хотите мне воспрепятствовать?» Я ответил резко: «Господин полковник, я сам буду полоть мой огород. О том, что происходит, будут писать не евреи, история не принадлежит им — об этом будут писать историки всего мира».
В этой напряженной атмосфере в комнату вошел генерал Василе Ионеску. Он был печален, сломлен, с потемневшим лицом. Он сразу обратился к губернатору: «Не делайте этого, господин губернатор. То, что мы собираемся сделать — это грех, большой грех. Лучше бы я не приезжал на Буковину, чтобы не быть свидетелем такой жестокости». Губернатор заколебался и взял время для раздумий. Мы вышли от него вместе с Ионеску. Когда мы спускались по лестнице, он сказал: «Я категорически отказался и требовал предоставить письменное распоряжение, но они отказались выдать его. То есть, у них нет письменных инструкций. Они говорят, что приказы об операциях такого рода бывают только устными, чтобы потом не оставалось никаких доказательств. Траян, давай попробуем уговорить губернатора не делать этой глупости. Так мы сохраним чистую совесть. Я сам поговорю с ним после обеда, надеюсь, что он изменит свое решение».
Я направился в ратушу. Здесь, в моем кабинете, была группа представителей еврейства. Они ждали чудесного слова, вести о спасении. Город лихорадило. Я не мог сказать им ничего.
Двенадцатого октября меня пригласили к губернатору на конференцию всех высших чиновников. Присутст­вовали руководители разных департаментов, председатель апелляционного суда, генеральный прокурор, военный комендант, руководитель сигуранцы, префекты районов, делегаты генерального штаба, руководитель военного кабинета и мэр. Все мы были проинформированы генерал-губернатором относительно решения о депортации евреев. Губернатор захотел узнать наши мысли и предложения. Председатель апелляционного суда и генеральный прокурор попросили снять этот вопрос с обсуждения, обосновав тем, что они не уполномочены принимать участие в подобных конференциях и что было бы справедливым освободить их от участия в административных мероприятиях правительства. Надо отдать должное нашему правосудию: во всех делах, касавшихся евреев, они не принимали участия ни прямо, ни опосредованно. Они стояли вне страстей, которые бурлили в этой ситуации, судебные процедуры относительно евреев происходили так же, как относительно представителей других народов. Наша юстиция не преследовала евреев — наоборот, проявляла сдержанность в вопросах применения расовых законов.
Не так важно, кто из присутствующих поддержал депортацию, а кто — нет. Но надо отметить факт, что никто не взял на себя смелости выступить против действий, имевших такие трагические последствия для истории народа. Лишь я один выступил с обсуждением еврейской проблемы в свете сложившейся ситуации. Я сказал, что мы, маленький народ, не должны поддаваться расовой ненависти, указал на то, что евреи сделали достойный вклад в развитие экономики страны, в ее культуру и заявил протест от себя как мэра против этого акта. Требовал милости для тех, кто был крещен в церкви, указывая на то, что мы не должны хоронить миссионерский дух, который является краеугольным камнем христианства, требовал защиты высокообразованных евреев, а также людей искусства. Требовал пересмотра для пенсионеров, офицеров, ветеранов. Требовал сделать исключение для врачей, инженеров, архитекторов и т.п.
Не буду уточнять, кто выступил против моей речи и с какими аргументами. В результате губернатор принял некоторые из моих предложений и поручил мне составление списков тех, которые в соответствии с моими предложениями заслуживали признательности нации. Этот список должен был состоять из 100—200 людей максимум. Я покинул заседание, ощущая со стороны чиновников молчаливое пренебрежение как к «объевреившемуся».
12, 13, 14 октября прошли в подготовке к загрузке евреев в поезда. Мои друзья знают, что я не из тех, кто сдается просто так. Эта исповедь — не место для описания способов, с помощью которых я пытался опосредствованно повлиять на волю маршала, главное, что усилия мои были успешными.
В обед 15 октября я ждал вместе с генералом Ионеску и генеральным консулом Шелгорном в губернаторской приемной. Дверь отворилась, и майор Маринеску сказал нам: «Это хорошо, что вы здесь, господа, губернатор спрашивал о вас». Мы вошли к генералу Калотеску, который сообщил нам: «Я только что разговаривал с господином маршалом. Он разрешил оставить 20 тысяч евреев в Черновцах».

Р.S. В соседних буковинских городах — Сучаве, Кимполунге и Радауцах — депортации избежали только 179 человек. Остальные были высланы в лагеря. О вкладе Поповича в спасение тысяч людей вспоминали многие благодарные черновчане, пережившие войну. Он защищал одну из национальных городских общин, как подобает хорошему адвокату. Одним из сильных аргументов был, по его воспоминаниям, факт, что все сантехники города оказались евреями. Перспектива остаться без сантехников напугала власти. Отчетлив в его воспоминаниях и такой психологический нюанс: убивали и грабили не столько из антисемитизма, сколько из жадности. Потрясло его и настроение массового психоза. Меры, инициированные военными властями, позднее подхватывались частными лицами. Даже те, кто раньше не был способен на малейшее нарушение закона, становились убийцами или пособниками убийц — просто из стадного чувства.

«Исповедь» повествует не столько о Холокосте, сколько о людях. Большинство из упомянутых в воспоминаниях Траяна Поповича чиновников были осуждены как военные преступники.

©

Мемориальная доска в Черновцах

2

@темы: история, праведники мира

---

Два года назад меня очень сильно трясло. За первые дней десять марта 2014 года я переделала кучу мелких дурацких дел типа уборки дальних углов просто потому, что я не могла усидеть на месте - вскакивала и начинала метаться.

Потом попустило - просто потому, что психика стремится к самозащите. Наверное, это нормально. Наверное, это нормально, что в последние год-полтора я очень много радовалась жизни, гораздо больше, чем обычно.

... но для чего эта защита. Можно ли жить годами, остро осознавая "На улице весна, и мы еще не начали мировую войну, как чудесно". Не получается ли это - выживанием?

Наверное, получается. Но что еще делать - я не знаю. Я не верю, что все безнадежно, что мы безнадежны по природе своей - и в то же время не верю, что у нас есть шанс что-то изменить. Или просто не знаю, как.

@темы: и вправду размышляю вслух, от политики не скроешься, личное

---

Странное с утра настроение, перечитываю стихи Олега Григорьева - как я их в детстве любила, до сих пор многое помню.

Про электрика Петрова не буду, а то вдруг пропаганда , а вообще:

Старая, слабая бабушка
Оставила дома ключик.
Звонила старая бабушка,
Но не открыл ей внучек.
Старая бабушка ухнула,
В дверь кулаком бахнула,
Дубовая дверь рухнула,
Соседка на кухне ахнула,
Качнулся сосед на стуле,
Свалился с кровати внучек.
Упала с полки кастрюля
И бабушкин маленький ключик.

и


Мой приятель Валерий Петров
Никогда не кусал комаров.
Комары же об этом не знали
И Петрова часто кусали.

и

Встаньте с этого дивана,
А не то там будет яма.
Не ходите по ковру -
Вы протрёте там дыру.
И не трогайте кровать -
простынь можете помять.
И не надо шкаф мой трогать -
У вас слишком острый ноготь.
И не надо книги брать -
Их вы можете порвать.
И не стойте на пути…
Ах, не лучше ль вам уйти?

и

- Яму копал?
- Копал.
- В яму упал?
- Упал.
- В яме сидишь?
- Сижу.
- Лестницу ждешь?
- Жду.
- Яма сыра?
- Сыра.
- Как голова?
- Цела.
- Значит живой?
- Живой.
- Ну, я пошел домой!

и

Вечером девочка Мила
в садике клумбу разбила.
Брат ее мальчик Иван
тоже разбил - стакан!

@темы: поэтическое настроение

---

Stand up and be counted

Сегодня народу на Марсовом поле было, кажется, меньше, чем год назад. Народу меньше, но больше ощущение собранности и осознанности.

Ветер был очень сильный, особенно на Неве. Посреди Троицкого моста на прислоненных к перилам стойках заграждения - букет цветов и табличка "Немцов мост".



У Горьковской продавщица цветов говорит знакомой: "И берут, и берут, по два цветка, по четыре, не знаю, что за оказия".

Из разговоров в толпе:

- На этой неделе ходила с подружкой на "Зимнюю сказку".

- ... как не стыдно? (немолодая женщина - группе парней)
- А что мне стыдиться, я пришел, - отвечает ей один из парней.
- А другие?
- А я с другими себя не ассоциирую.

- ... нам очень повезет, если сохранится частная собственность, а уж свобода и демократия...

- Почти уже дошли, вот только мост перейдем, - это отец маленькой дочке, и очень оптимистично, мы только заходили на Троицкий мост.

- ... в такой холод куда-то идти, да еще за это не похвалят, не отметят - кому это нужно?
- Ну, судя по мосту, много кому, - отвечает собеседник.

- В Англии тоже когда-то кровь лилась, прежде чем она стала демократической.
- Ну да, мы отстаем лет на пятьсот...

- И вот я загадала, что если уберут этот огромный памятник Ленину с нашей центральной площади! В Харькове-то памятник еще осенью повалили, а у нас... Огромный, огромный памятник, и вот я загадала, что уберут его - значит, будет Украина нормальная европейская страна, демократическая. И вот его демонтируют постепенно, я так счастлива, что до этого дожила!
- А вот у нас в России... - говорит со вздохом ее собеседница.



На Марсовом поле на этот раз луж нет, подморозило и снежок хрустит. И опять много флагов. Я уже знаю, что скандинавский крест на желтом фоне - флаг Ингерманландии.

"И год назад я осознал, что нами правят не просто жулики и воры, а жулики, воры и убийцы", - говорят с трибуны.

Еще говорят о том, как хорошо, что много молодежи, и наверное, ее много - но на самом деле мне нравится, что много всяких разных людей. Обычных людей, которым понадобилось сюда прийти. Я не знаю, что они могут сделать, и смогут ли, но они все-таки есть.

@темы: от политики не скроешься, точка опоры, город

---

Сижу перекладываю открытки с видами Англии в новый альбом. Переживаю, что плохо знаю географию - внутренний зануда хотел бы разложить все по графствам. Ну может, когда-нибудь...

Каких только нет... от Биг-Бена до цветочных полей в Корнуолле (но я бы еще хотела, конечно). Самые для меня интересные-любимые, наверное - старинная цветная открытка с видом на пирс в Брайтоне и крыша норфолкской церкви, послужившей прототипом церкви в "Девяти портных" Дороти Сейерс.

Новые открытки я сканировать стала, как получаю - со смутной мыслью каталог сделать - а старые, конечно, сил нету.

@темы: открытки, инстинкт коллекционера

---

Видеопрезентация "Нобунаги". Мне пока все нравится) Концепция Тоетоми и Акэти в духе "двое из ларца", Чапи с нагинатой, входная ария Нобунаги. Ревюшный костюм, с которого презентация начинается, правда, не нравится - но я надеюсь, в ревю она это быстро снимет)))

@темы: видео, цветочек лиловый, любимая труппа

---

Еще о русской гимназии 1911 года

"Сегодня принес я своим словесницам их домашнюю работу. Часть писала об «интеллигенции 90-х гг. по произведениям Вересаева»... Потом перешел к сочинениям о Вересаеве, из которых самым слабым, вопреки ожиданию, оказалась работа И-и. Эта девушка, в общем весьма неглупая, оказалась совершенно невежественной в области истории русской общественной мысли и в сфере политико-экономических учений. Поэтому, взявшись писать о марксизме, она написала о нем всякие нелепости, т<ак> к<ак> писала только на основании повестей Вересаева, не прочитав даже никаких статей об эпохе 90-х гг. и о марксизме. Пришлось по поводу разных мест ее сочинения много говорить о марксизме и русской интеллигенции 80-х и 90-х гг. ... В общем же, по поводу ее работы, приходится опять вспомнить прежние бурные годы, когда такая развитая девушка едва ли бы обнаружила в области общественных вопросов подобное невежество."

@темы: история, книги, чужими словами

---

Сегодня

@темы: фотографии, город

---

Потихоньку читаю "Повседневная жизнь старой русской гимназии" - по сути, педагогический дневник учителя словесности Николая Шубкина, преподававшего в женской гимназии в Барнауле в 1911-1914 годах.

Пока завораживают "их нравы":

"8 января
Вот прошли и праздники. В первый день я не думал спрашивать учениц, но сам накануне усиленно подготовлялся, чтобы занять их рассказом нового. Однако оказалось, что труды мои пропали даром. Ученицы не только не могли отвечать, но не могли и слушать, так как явились в класс только в самом ничтожном количестве. Да, не скоро раскачивается русский человек, особенно после праздника."

"Сегодня на уроке словесности в VIII классе, когда я вызвал одну ученицу, другие стали говорить, чтобы я не ставил им балла за ответы, по крайней мере для первого дня; так как баллы отбивают у них охоту заниматься. Я возражал, что раз с нас требуют четвертных баллов, то должны же мы иметь для вывода их какие-нибудь данные; не выставляя же баллы за отдельные предметы, невозможно запомнить, кто какие знания обнаружил в эту четверть. Постоянная же оппонентка моя И-и пошла еще дальше и говорила, что когда обязывают прочесть известное произведение, то его не хочется читать. Я же говорил, что раз мы проходим известный курс, то почему же учитель не может заранее предвидеть, для пользы самих же учениц, какие произведения будет разбирать, чтобы ученицы могли заблаговременно прочесть их."

" Взявши при начале урока книжку для записи отсутствующих, я увидал в одной фамилии грубую ошибку. Мельком взглянув на подпись двух дежурных, я спросил: «Кто это из вас «М-ва» через «а» написал?» Вопрос был задан между прочим, и никакого особенно серьезною значения я ему не придавал. Как вдруг ученица Б-ва, бывшая в тот день дежурной (вместе с другой ученицей) и отличавшаяся вообще своей безграмотностью, принимает это за какое-то оскорбление по своему адресу и спокойно, но иронически отчеканивает мне, что мой поступок «некрасив» и что я поступаю «непедагогично». Я был так ошеломлен этой выходкой, что не нашелся что либо дельное возразить ей, хотя чувствовал себя вполне правым; а Б-ва еще несколько раз повторила свои выражения. ... Всего же больнее было оскорбление, нанесенное мне в начале урока Б-вой. Это была пощечина, и притом пощечина, как мне кажется, незаслуженная. "

"Сегодня день «забастовок». По приходе в V класс я услышал голоса, толкующие об общем отказе. Когда стал записывать в журнал, бойкие девочки А. и Б. стали обращать мое внимание на доску, где было, очевидно, написано об отказе. Но я как будто не слыхал и стал записывать отказы отдельных учениц, подошедших к столу. Тогда зашумели и остальные, говоря, что отказываются все. Я немного разгорячился и отослал всех на место, сказав, что это «безобразие», так как урок особенного ничего не представлял (было задано наизусть стихотворение Кольцова «Лес»). Была вызвана одна ученица, которая и ответила урок, причем в затруднительных случаях многие ей подсказывали. Я отметил эти факты, говорящие о том, что ученицы на самом деле знают урок. А в конце урока, когда уже вполне успокоился, еще раз вернулся к попытке отказа, объяснил, что такое злоупотребление нравом отказа вредит тем из их подруг, которые имеют действительно уважительные причины для отказа, и пригрозил, что в случае другого подобного отказа я не буду принимать отказов и от отдельных учениц.
В перемену стали меня осаждать восьмиклассницы, заявляя, что урок по педагогике показался им слишком трудным и они не могут его отвечать (в предыдущий раз я им рассказывал об ощущениях, что и было задано). Я возражал, что надо было повнимательнее записывать, что я говорил, и посерьезнее разобраться в этом. Когда пришел в класс, на столе лежала бумажка с надписью: «Милый Н. Ф.! Не сердитесь на нас за наш отказ». Об отказе же речи не подымалось. Я стал спрашивать, и обе спрошенные ученицы ответили удовлетворительно, причем одна, оказывается, даже проштудировала этот отдел по Челпанову, что я и поставил другим в пример.
Расстались, в общем, вполне мирно. Причиной для отказа и в том, и в другом случае была некоторая трудность урока (в V классе несколько затруднял язык стихотворения, а в VIII классе новизна самого предмета — психологии), но трудность вполне преодолимая, что и обнаружилось на деле. Поэтому я и счел необходимым не давать хода таким отказам. И в том и в другом классе ученицы, видимо, сами осознали неосновательность общего отказа. Но всего лучше то, что дело окончилось мирно."

" А на последнем уроке (педагогике) ученицы начали заранее отказываться в количестве чуть не половины класса, хотя я без предварительного рассказа не задаю им ни одного урока и вчера я рассказывал им целый час. Это возмутило меня; я стал говорить, что, очевидно, рассказывать для них совершенно бесполезно, что они совсем не желают работать; а в заключение объявил, что раз они злоупотребляют отказами, то больше отказов я не принимаю."

... а вот совсем другая история:
"Недавно случайно узнали, например, в каком положении находится одна из наших учениц (шестиклассница А-ва). Она дочь бедного крестьянина, который не в силах ее содержать. И вот девушка за квартиру и хлеб поступила в кухарки в семью одного столяра. По утрам она встает в половине шестого, доит коров, стряпает хлебы, угощает ребят и потом идет в гимназию; а после уроков опять хозяйничает, не брезгая никакой черной работой и не получая за это даже жалованья. Приходится удивляться, как при таких условиях она смогла еще порядочно учиться."

@темы: история, книги, чужими словами

---

Ух ты

И еще до кучи Нобунага с супругой.

запись создана: 15.02.2016 в 10:47

@темы: цветочек лиловый, любимая труппа, цветочек лиловый: фотографии

---

Микола Зеров
Класики

Ви вже давно ступили за поріг
Життя земного, лірники-півбоги,
І голос ваш — рапсодії й еклоги
Дзвенить у тьмі Аїдових доріг.

І чорний сум, безмовний жаль наліг
На берег наш, на скитські перелоги…
Невже ж повік не буде вам спромоги
Навідатись на наш північний сніг?

І ваше слово, смак, калагатія
Для нас лиш порив, недосяжна мрія
Та гострої розлуки гострий біль.

І лиш одна ще тішить дух поета,
Одна відроджує ваш строгий стиль —
Ясна, дзвінка закінченість сонета.

15.12.1921

И русский перевод:

Уже давно ступили за порог
Земного бытия, поэты-полубоги.
И голос ваш, размеренный и строгий,
Звенит во тьме Аидовых дорог.

И чёрный мрак всем грузом скорби лёг
На скифский брег, на наши перелоги.
Ужель вовек нам не найти дороги
К сокровищам рапсодий и эклог?

И ваше слово, вкус, калагатии,
От нас, заброшенных в снега глухие,
Бегут, как сон, как солнечная пыль.

И лишь одна врачует скорбь поэта,
Одна ваш строгий возрождает стиль —
Певучая законченность сонета.

(перевод Б. Лившица)

@темы: поэтическое настроение

---

А вот и видеонарезка первого дня "Кеншина". Ну как видеонарезка, четыре с половиной минуты шоу, а дальше финал и речи Но все ж таки.

@темы: видео, аниме, цветочек лиловый, дети юки-онны

---

Посмотрела "Ян Карский и властители человечества" (в нашем прокате "Ян Карский - праведник мира", но это, конечно, не то).

Потрясающий фильм. Нет, не так - потрясающий человек, и фильм, который смог это показать.

Я не знаю, на самом деле, как про это писать, поэтому моменты.

Карский, лет в восемьдесят: "У меня очень хорошая память, почти фотографическая... я до сих пор помню наизусть где-то треть "Пана Тадеуша".

Проводник, водивший его по гетто, чтобы он потом рассказал союзникам, что делают с евреями, твердил: "Смотрите! Запоминайте!". Карский умер в 2000 году, и видно, что помнил до последнего дня (удивительная осанка, манера держаться - и удивительная чуткость. В самом начале - кадры из съемок Клода Ланцманна для фильма "Шоа", где Карский у себя дома начинает рассказывать про Холокост - и не выдерживает, выходит из кадра. Он не говорил об этом много лет, Ланцманн его уговорил сняться, ссылаясь на его долг перед историей. Он преподавал в университете много лет, и его студенты не знали о его прошлом - но чувствовали, что особенный человек).

Тот его путь на Запад, с докладом о гибели евреев, был не первым, он и до того курьерские миссии выполнял. А тут его "сдали", и у границы его взяло гестапо. Он рассказывал: "Боялся, что не выдержу, а я же всех знал..." Могу себе представить: целое подпольное государство (книга, которую он написал в Америке еще во время войны, называется "История тайного государства") и курьеры, которые поддерживают его связь с правительством в изгнании - конечно, он всех знал. Он пытался покончить с собой, не вышло. Его освободили подпольщики, у которых был приказ - сделать все, чтобы организовать его побег, а не получится - убить. Не найдя организаторов побега, немцы расстреляли тридцать два человека заложников.

В Англии ему сказали - нет, ну это ужасно, но мы же не можем предпринимать особые меры для спасения евреев! Другие народы тоже страдают! Что скажут французы, голландцы? Не боитесь ли вы, что ваш народ вас не поймет? Что скажет Сталин - Россия так страдает, а мы будем предпринимать меры для спасения евреев! ... до сих пор, до сих пор почти любой разговор об убийстве евреев встречает это "но другие народы тоже страдают", но я не знала, что началось уже тогда.

По пути в Америку Карский рассказывает польскому консулу в Канаде Бжезинскому - и этот разговор слышит маленький сын консула Збигнев - "В городах восточной Польши не осталось евреев". "Как это - не осталось?" говорит консул. "Что вы имеете в виду?"

"Я вам не верю", говорит Карскому друг и советник Рузвельта, судья Франкфуртер. Польский посол, присутствующий на их встрече, вскидывается: "Как вы можете говорить, что он врет?" "Я не говорю, что он врет," отвечает Франкфуртер. "Я говорю, что я ему не верю".

О встрече с Рузвельтом Карский рассказывает так, что видно - она стоит у него перед глазами. "Настоящий властелин мира," говорит он. Повторяет жесты, наклон головы. "В Польше убивают евреев," сказал Карский Рузвельту. "Не беспокойтесь," ответил ему Рузвельт. "Дело свободы непременно победит. Когда мы победим, все виновные будут наказаны. Мы поддержим ваш народ, вы всегда можете рассчитывать на нашу поддержку. А вот кстати, Польша же сельскохозяйственная страна - это ваших лошадей немцы используют в России?"

... фильм совмещает анимацию и документальные съемки, и после того, как Карский пересказывает эти слова Рузвельта, на экране рисунок - лошади в упряжке, неподалеку колючая проволока.

Карский до конца жизни считал, что он потерпел поражение. Не справился с порученной ему миссией.

@темы: история, люди, праведники мира, история евреев, Польша, кино-таки будет

---

А вот и фото с такаразучного "Кеншина" пошли.

@темы: аниме, цветочек лиловый

---

В воскресенье закончился чемпионат Европы по фигурному катанию. Очень интересный был чемпионат, хотя те выступления, что больше всего зацепили и запомнились, вовсе необязательно были у медалистов. Хочу сюда вывесить самое-самое для меня.

Мужчины, 4 место - Флоран Амодио (Франция)

Флоран уходит из спорта, это его последний чемпионат. И на прощание он выдал все, что мог: я редко такую эмоциональную волну от выступления спортсмена получаю.



Женщины, 14 место - Джада Руссо (Италия)

Джада иногда лажает с прыжками тут, но это неважно - важен тут танец и история, прожитая на льду.



Танцы, 1 место - Габриэлла Пападакис/Гийом Сизерон (Франция)

А вот тут и форма, и содержание, все на месте, и вообще...

@темы: видео, фигурное катание

---

Географический флэшмоб

Самая северная точка, в которой я побывала - это Сортавала (61°42′00″ с. ш.)
Самая южная - Эйлат (29°33′00″ с. ш.)
Самая западная - Манчестер (2°14′00″ з. д.)
Самая восточная - Мацудо, префектура Чиба (139°54′11″ в. д.)

@темы: путешествия, лемминги маршируют